Ankaris
К звёздам
Планета номер… в этой звёздной системе — один, в посещённых мною — тысяча какая-то. Я давно перестал их считать. Голос в голове неустанно твердит: «Пора остановиться. Пора найти ту, которая станет домом». Но я нигде не чувствую себя, как дома. Я и дом не помню. Может, его никогда и не существовало? Или у меня какая-то ментальная болезнь — неспособность чувствовать привязанность?
Гравитация — сердце мироздания. Гравитация притягивает то, что, согласно Закону фатума, должно быть вместе. Так почему же моё сердце не чувствует этого притяжения? Остаётся уповать лишь на мысль-утешение — я слишком далеко от дома, потому притяжение настолько слабо, что не ощутимо.
Звездолёт огибает красные хребты и мягко садится на песчаную поверхность Планеты № 1. Приборы показывают наличие кислорода, однако его ничтожно мало — без баллона долго не протянуть. Выхожу в скафандре.
Царит ночь, но оранжевого света двух лун хватает, чтобы разглядеть местность: крупный песок, камни, красная глина. Простирающиеся до самого горизонта острые хребты кажутся ещё более безжизненными, чем эта пустыня.
Я сажусь на песок. Снимаю перчатку, касаюсь песчинок — тёплые. Слышится тихое шуршание, и из-за большого покатого валуна выглядывает существо ростом до моего колена. Тощее, с голым коричневым торсом и в мешковатых красных штанах, напоминающих дхотитрадиционный вид мужской одежды, распространённый в Индии. Лысая круглая голова с чёрным глазом, занимающим почти всё лицо, больше похожа на шлем скафандра. Носа и рта не наблюдается.
Я поднимаю ладонь в приветственном жесте и достаю из кисетанебольшой мешочек, затягиваемый шнурком портативный переводчик.
— Канкир-махьрда? [Чужестранец?] — тоненьким голоском произносит существо, и я замечаю узкую щель в его шее, откуда выходит звук.
— Да, — отвечаю, и из переводчика механически звучит: — Ио.
Существо подходит ближе и садится на песок передо мной, говорит, что уже видело таких, как я. Я рассказываю ему о своих странствиях. Существо смотрит неморгающим глазом и лишь изредка сипит.
— Вэхл ури сэнибут? [Сколько ты скитаешься?] — тихо спрашивает существо, когда я заканчиваю рассказ.
— Мне кажется, всю жизнь, — отвечаю, и переводчик дублирует: — Эн хаккихъ-ла, нънъкх ха-и-лара.
— Нйнъ икхь ури ка-и-лара, [Не здесь твой дом] — говорит существо.
— Знаю. Не знаю, существует ли он, — отвечаю, и переводчик снова дублирует: — Нъ бао. Нйнъ нъ бао, йал-а-ла дору.
Существо устремляет взгляд в ночное небо, и в инопланетном чёрном оке призрачным видением мелькает звёздная система, окутанная розовой туманностью.
— Икхь-эне [Там], — произносит существо и указывает короткой ручонкой вверх.
* * *
Икхь-эне… Там…
Я не знаю, зачем это делаю, зачем мой звездолёт бороздит по розовой туманности Аво-Сах-Ум — на которую указало Существо. Туманность — колыбель юных звёзд. Пару раз я замечал раскалённые каменные шары — будущие планеты. Жизнь на них сформируется — если вообще сформируется — лишь через миллиарды лет. Что я должен тут найти?
«Внимание! Внимание! — пищит бортовой навигатор. — Обнаружена экзопланета. Выполняю анализ атмосферы… Углекислый газ 91,87 %, азот 3,4 %, аргон 1,6 %, кислород 0,1 %, водяной пар 0,021 %…»
— Понятно, — с горечью выдыхаю. — Никакой жизни.
«Жду дальнейшую команду о перестройке маршрута», — бодро сообщает навигатор, словно и не сомневается, что я не буду садиться. Но для чего мы летели сотню световых лет — чтобы в последний момент развернуться?
Звездолёт входит в разрежённую атмосферу. Опускается ниже… Я смотрю в окно иллюминатора и посреди залитой ярким светом розовой пустыни замечаю что-то, похожее на дерево. Поверхность пустыни ровная, но с потрескавшейся почвой, словно здесь пересох океан.
Звездолёт мягко садится, поднимая розовую пыль. Я выбираюсь наружу, подхожу к исполинскому сухому пню. «Несомненно, дерево», — в мыслях заключаю. По крайней мере, однажды им было. «Странный, страшный баобаб», — опять думаю про себя. И в то же мгновение воздух сотрясают волны вибраций. В самом центре ствола толстая кора начинает трескаться, расползаться, образуя дупло. Я с замиранием наблюдаю за причудливым явлением, думаю, может, посадив звездолёт на поверхность этой планеты, нарушил гравитационный баланс, потому баобаб и лопнул. Но из гигантского дупла показывается не менее гигантский глаз! Смотрит прямо на меня! Взгляд грустный, уставший, безжизненный… Я побывал на тысячах планет, но ничего подобного никогда не видел! Сердце ошалело бьётся.
«Зачем ты здесь?» — спрашивает баобаб, но звук исходит из воздуха. Баобаб остаётся недвижимым, лишь глаз чуть заметно шевелится, наблюдая за мной.
Я рассказываю ему то же, что говорил и Существу: что потерялся, что ищу путь домой. Потом, что Существо указало на эту туманность с единственной сформировавшейся планетой…
— Я знаю, что это не мой дом. Но, может, ты…
«Ты?! — громом звучит отовсюду. — Как ты говоришь с богом?»
— Это ты, что ли, бог? — невольно усмехаюсь, и баобаб свирепеет. Глаз источает ярость. День сменяется ночью, вливает дождь — розовые капли мокрой энергии падают на потрескавшуюся сухую почву. На ветвях баобаба появляются листья.
«Сними свою маску!» — приказывает баобаб. И мои руки вопреки моей воле стаскивают шлем.
Я делаю вдох, готовясь задохнуться, но вдруг понимаю, что могу дышать! Разум охватывает страх и благоговение. Я инстинктивно опускаюсь на колени. Баобаб скрипит, тоже склоняется, и перед моим лицом оказывается ветка с ярко-красным плодом в центре большого белого цветка, напоминающего лотос.
«Вкуси его!» — опять не просьба, а приказ.
— Что-то подобное было в Библии, — усмехаюсь и начинаю сомневаться: а с богом ли я говорю?
«А-а… — низким гулом звучит в пространстве, — так ты один из сынов Авраама? Дитя Йгия-ки-месы».
— Йгия-ки-месы? — пожимаю плечами.
«Найти себя ты должен сам, — говорит баобаб. И снова протягивает красный плод: — Но я подскажу».
* * *
Плод баобаба срывается с ветки и падает мне под ноги.
В выражении гигантского глаза читается боль. Крупная слеза стекает по стволу исполина. Затем ещё одна. И ещё, и ещё…
— Скажи, что мне сделать? — обращаюсь к баобабу, не зная, как помочь.
Баобаб не отвечает — безутешно льёт слёзы. Воздух вокруг ходит волнами. Вода уже достаёт до колен и всё поднимается и поднимается.
Прихватив плод, я едва успеваю надеть шлем и добежать до звездолёта, как планета в считанные секунды покрывается водой. Баобаб безжизненной корягой всплывает на поверхность новообразовавшегося океана. Его крона и корни выглядят одинаково. Уже не разобрать, где был низ, где верх. Глаз мутнеет, слепнет.
Звездолёт висит над водой, а я продолжаю смотреть в иллюминатор.
Океан ни с того ни с сего начинает иссыхать. За считанные секунды впитывается в поверхность планеты, пока та вновь не превращается в потрескавшуюся пустыню. Баобаб раздувается, становится похожим
