Карола Николау
Лисёнок под крышей
В одном городе, в самом центре, стоял высокий, как башня, дом. На последнем этаже этого дома, в просторной квартире, жил мальчик. Он часто подходил к окну и смотрел вниз. А внизу были крыши, красные и зелёные, коричневые и серые, плоские и остроконечные…
В том же доме жила лучшая подруга мальчика. Её звали Петра. Впрочем, больше друзей у него и не было. Вместе с Петрой он забирался под стол, и там дети играли в дочки-матери. Девочка кормила куклу бусинками. От этого голова у куклы делалась тяжёлой и трещала, словно погремушка. Иногда они строили целые деревни, совсем как настоящие: с вокзалами и замками, с цветущими садами, по которым разгуливали ручные львы.
— Послушай-ка, — говорила Петра, — не пора ли вести наших львов на пастбище?
Мальчик громко свистел, львы перепрыгивали через забор, и они отправлялись на луг.
Ещё дети играли в школу, или в гараж, или в мастерскую.
Но больше всего мальчик любил индейцев. Он всегда расставлял их одинаково. Старый вождь с длинной трубкой во рту сидел у костра, рядом с ним устраивалась индианка, крепко прижимая к себе туго спелёнутого малыша. Остальные индейцы (их у мальчика было очень много) бегали и танцевали, скакали на лошадях или по-пластунски пробирались в высокой траве.
Рано утром муж индианки уходил на охоту, а она усаживалась рядом с вождём и жаловалась на своих детей:
— У них плохой аппетит, — говорила она, — и они всё время шалят.
— Не печалься, — утешал её старый вождь, — далёко-далёко, у подножия Чёрной горы, я закопал клад, о котором не знает ни одна душа на свете. Когда твои дети вырастут, я раскрою им эту тайну.
Обрадованная индианка бежала в лес и собирала голубику, потому что от ягод дети быстрее растут и набираются сил.
Каждый вечер, вернувшись из детского сада, мальчик проводил с Петрой. Ему нравилось ходить к ней в гости. У Петры всегда было шумно и весело: старшие сёстры играли в четыре руки на пианино, а бабушка на кухне в такт музыке громыхала посудой. Бам-м-м — недовольно гудел чугунок, тень-тень-тень — это бабушка расставляла стаканы, ш-ш-ш — шипело масло на сковородке. А потом заливался паровозным свистком чайник, и Петра спрашивала:
— Ба-а! Блины готовы?
— Давным-давно, — отвечала бабушка. — Ну-ка, садитесь скорее за стол, я испеку ещё, горяченьких.
Бабушка очень любила угощать блинами. А блины были и вправду хороши: золотистые, поджаристые — так и просятся на тарелку!
Однажды Петра увидела в лифте незнакомого мальчишку. У него были большие глаза, пёстрая рубашка, а в руках он держал суковатую палку.
— Меня зовут Михель, — сказал мальчишка — Мы вчера переехали. Ты покажешь, где тут качели?
Дети спустились на первый этаж, и тут Петра вспомнила о своём приятеле.
«Надо пригласить к нему Михеля — решила девочка — Втроём мы придумаем новую игру».
Петра нажала на кнопку, и лифт снова поехал наверх.
Игра в индейцев Михелю не понравилась. Сначала он захотел быть старым вождём, потом — мужем индианки. Вместо того чтобы охотиться на диких кабанов, он пёк на костре картошку, а когда ему надоело, усадил индианку в автомобиль и укатил под кровать.
Мальчик смотрел, как играют его гости, и не говорил ни слова. Ему казалось, что Михель обязательно что-нибудь сломает или испортит. Он чуть не расплакался, когда Михель изобразил аварию и со всего маху столкнул две машины. В конце концов Михель опять взялся за индейцев: он расставлял их совсем по-другому, а Петра выдумывала для них новые имена.
Мальчик не выдержал.
— Отдайте! Отдайте сейчас же! — закричал он и сгрёб в одну кучу машины и деревья, индейцев и животных. Крошечный индейский кинжал острой занозой впился мальчику в руку. От боли и обиды у него выступили слёзы.
— С тобой неинтересно играть, — сказал Михель — И вообще, на улице гораздо лучше. Когда мы жили в деревне, я всё время гулял на улице. У нас было много кур. И у соседей тоже. Днём прилетал ястреб, чтобы украсть цыплёнка, а ночью во двор забирались лисицы. Но наша собака, сильная, как волк, всегда их прогоняла. Лисицы убегали обратно в лес и там визжали от злости.
Мальчик залез в тесный угол за кроватью и сел на пол. Ему очень хотелось, чтобы Михель поскорее ушёл. Он уставился в окошко и упрямо разглядывал серый клочок неба за стеклом, пока не услышал, как хлопнула входная дверь.
Немного позже он тоже отправился на улицу.
Михель и Петра были на детской площадке. Они окликнули мальчика: «Удо! У-у-удо-о-о!» Он прикинулся, что не слышит, и стал в сторонке, у молодого тополя. Ветер, прилетевший откуда-то издалека, шептался с листьями. Мальчик прислушался.
— Я не понимаю тебя, — сказал он.
Ветер умчался прочь, а листья тут же заснули.
Мальчик ждал.
И вдруг он увидел лисёнка. Лисёнок прошмыгнул мимо детской площадки, но никто на него даже не посмотрел. Мальчик осторожно приблизился к зверьку.
— Наконец-то ты пришёл! — сказал он тихонько и спрятал лисёнка за пазуху.
В лифте стояли две тётки с сумками. Мальчик испугался: сейчас они заметят лисёнка, рассердятся и начнут кричать. А тот, как назло, завозился под курткой и неожиданно выскользнул из рук. Маленький рыжий зверь стоял на полу, прижимаясь к ногам мальчика и заглядывая ему в глаза. Тётки не обращали никакого внимания на необычного пассажира. Они следили за тем, как по очереди загорались на табло цифры, и считали этажи, а потом подхватили свои битком набитые сумки и вышли из лифта. Мальчик услышал, как застучали коготки лисёнка по каменным плитам лестничной клетки, и ему стало очень весело.
В холодильнике