Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 161
Майкл Сэмэл (Лондон, ноябрь сорок шестого)
— Вот, посмотрите хорошенько фотографии, — сказал человек, сидевший напротив Сэмэла в маленьком ресторанчике на Чарингкросс роад. — Это он. Здесь этот господин снят в профиль, в штатском, видите, с летчиками эскадрильи «Кондор»? Это и есть мистер Штиглиц… Или Штиблиц… Я не отвечаю за точность написания его фамилии… Здесь его фото в Португалии… Кстати, вам знаком человек рядом с ним, который смотрит на Эсторил?..
— Нет.
— Это Шелленберг, шеф политической разведки рейха, непосредственный босс Штиблица…
— Когда он был в Португалии?
— До войны. Или в самом начале. Это вам предстоит уточнить, мистер Сэмэл. Вам, а не мне. А вот наш знакомый в Берлине, в сорок четвертом, тут он в форме, видите? А эта фотография сделана швейцарскими службами на границе, в сорок пятом. Тогда он был Бользеном. Видимо, если вас заинтересует эта тема, целесообразнее всего подавать его именно под этим именем, тогда будут вовлечены швейцарцы. Их подтверждение — добейся вы официального запроса властей — крайне ценно для дела поиска этого господина со свастикой… Ну и, наконец, вот его последнее фото, сделано в Мадриде, месяц назад. Это все, что я имею, мистер Сэмэл.
— Материал в высшей мере интересен. Благодарю вас. Как вас зовут?
— Скажем, мистер Вестминстер. Или сэр Эдвард. Называйте, как угодно, я не буду возражать.
— Признаться, я не очень-то люблю людей, скрывающих подлинное имя, особенно когда они безвозмездно передают «жареный» материал… За публикацию несу ответственность я, сэр Эдвард.
— Чем может грозить вам опубликование фальшивки?
— Увольнением. Судебным процессом, если я ошельмовал честного человека…
— Вот видите, мистер Сэмэл… А мне грозит смерть… Не только мне, но и моей семье, если вы сошлетесь на меня, потому что я теперь живу в Австрии, но раньше, при Гитлере, сидел в Освенциме… — Человек задрал рукав: — Видите татуировку? Это мой номер в концлагере. Не думайте, что с нацистами покончено, мистер Сэмэл. Они затаились. Но они умеют мстить. Вы их не знаете. Я — знаю…
— Почему вы обратились в мою газету?
— Я обратился не в газету, а к вам.
— Странно. Я ведь не имею имени… Я не так давно начал, я еще не сделался «звездой», сэр Эдвард.
— Поэтому я к вам и обратился. А главное, я знаю, что у вас нет семьи. Вы одиноки, мистер Сэмэл, поэтому можете рисковать. Это и побудило меня обратиться к вам… Вот еще, — он достал что-то из кармана поношенного, но тщательно выутюженного серого пальто (сшито в талию, по фасону конца тридцатых годов — широкие лацканы, карманчик, воротник черного бархата, тоже потерт, но явно не куплено, а заказано у очень хорошего портного), — я вам и это оставляю, здесь несколько страничек из архива, связанного с деятельностью Бользена. У наци был прекрасно поставлен учет документов…
— Кто вы по национальности?
— Австриец. Или натурализовавшийся американец — на выбор.
— Хорошо, я поставлю вопрос иначе: ваше вероисповедание?
— Я католик, мистер Сэмэл… Не думайте, что обижусь, если вы откажетесь работать с этим материалом. Я буду искать другого журналиста, и я его найду, обещаю вам… Обидно только, если я потеряю время: этот Бользен почувствовал, что петля затягивается, и начал действовать. Я не знаю, в Мадриде ли он сейчас…
— Почему он должен был почувствовать петлю?
— Потому что… Да вы посмотрите архив, поймете… Начали крутить конкретные дела: убийство некоего Вальтера Рубенау и госпожи Дагмар Фрайтаг…
— Кто именно начал крутить эти дела?
— Мы, мистер Сэмэл, мы, антифашисты.
Сэмэл прочитал пять страниц, сколотых аккуратной маленькой скрепкой. «Похоже, — подумал он, — удача сама плывет в руки, зачем же отталкивать ее?»
— Я могу получить ваш адрес? Телефон?
Человек покачал головой:
— Достаточно того, что у меня есть ваш телефон и адрес. В случае надобности я окажусь рядом.
«Номер его лагерной татуировки — 962412, — подумал Сэмэл, — в крайнем случае, можно будет выяснить имя. Он прав, отчетность у наци была отменной… Он мог прийти ко мне еще и потому, что я опубликовал три материала о Рудольфе Гессе и о них заговорили на Флитстрит… Он прав, когда говорит о силе наци: все-таки Борман исчез, да и смерть Гитлера еще надо доказать, не зря же „Мэйл“ печатала сообщение, что фюрер скрылся на подводной лодке, причем якобы плыл через Ирландию…»
— Если этот материал опубликуют, — сказал наконец Сэмэл, постучав пальцем по страничкам, — и он будет хорошо принят читателем, я должен буду продолжать поиск. А где я получу дополнительные архивные материалы про нацистов? Риск — риском, я готов на риск, но, перед тем как начнешь играть втемную, надо все тщательно взвесить. Вы отказываетесь назвать свой адрес, я публикую этот материал, читатели запросят продолжения, а что я отвечу?
— Ответите, что идете по следу, — усмехнулся человек. — Почему бы нет? А я буду рядом… Я в этом больше заинтересован, чем вы, поверьте.
— Если бы вы назвали какого-то третьего человека… Нет, нет, это не форма гарантии, которую я прошу… Просто в случае успеха материала я бы обратился к этому третьему и сказал, что хочу вести эту тему и впредь…
— Адрес третьего человека? Что ж, об этом можно подумать. Очень вероятно, что я дам положительный ответ… То есть наверняка я дам положительный ответ: в том случае, конечно, если этот материал, — он ткнул тонким пальцем в фотографии Штирлица, лежавшие на дубовом столике, — прозвучит так, как ему надлежит прозвучать… Я дам вам адрес и телефон вдовы Вальтера Рубенау. Вас это устроит?
— Пожалуй.
— Ну вот и договорились.
…Сэмэл проснулся поздно; солнце било в глаза сквозь жалюзи, веселое, как щенок. Год назад он купил маленькую дворняжку с глазами персидской княжны. Умна, дрессировку брала с лета: стоило Майклу показать ей, как надо прыгать через скакалку, Нелли (он дал ей это странное имя) сразу же повторила его движение — с такой можно в цирк.
Перед тем как идти в редакцию с готовым материалом о Бользене, он завез Нелли маме: собака не переносила одиночества, скулила; когда он возвращался, бежала ему навстречу, забрасывая зад, словно грузовик с плохо отрегулированным развалом колес; только в этом и проявлялась ее непородистость. Вообще-то, глупое слово в приложении к собакам; породистые колли жрут своих стареньких хозяек, когда те отдают богу душу, — очень «породисто», ничего не скажешь.
Сэмэл сладко потянулся, зевнул; подумал о том, что сегодня, если газета с его статьей хорошо разойдется в розницу, можно сесть за книгу; правда, чем больше он входил во вкус репортерской работы, тем меньше оставалось времени на литературу. Все-таки главное дело засасывает, газетная общность навязывает свой ритм жизни, и, что ни говори, он прекрасен: в редакции за чашкой кофе, среди грохота пишущих машинок, бормотания телетайпов, в общении с коллегами ощущаешь всю нежную малость этого тревожного мира и свою высокую перед ним ответственность.
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 161