Пролог
Королева Амалия вышла на балкон, раскрыв настежь двери и пустив в комнату порыв свежего ветра. Он резво распахнул кружевные занавески. Сбросил с цветов несколько слабых лепестков. А затем, теряя силу, слегка качнул балдахин над кроватью и растворился у ее изголовья. Свеча на резном дубовом столике осталась гореть, едва выхватывая из темноты очертания мужского крепкого тела. Ступая босиком по холодному каменному полу, королева подошла к высоким перилам и облокотилась на них, широко раскинув руки. Она провела взглядом поверх города, ей не хотелось осматривать владения. Теперь это лишено смысла. Сегодня все изменится, и ночь кажется подходящей: глухой и беззвездной. Амалия, высоко приподняв бровь, оглянулась на окна спальни. Тишина и покой, только тяжелый тюль покачивается в такт порывам ветра. Как Ромар может спать в такую ночь? Все же, между братьями нет и капли сходства. Не только внешне. Все в них противоположно. Оданис нежен и внимателен. Амалия коротко вздохнула. И расточителен. Непростительно расточителен. Теперь она опустила глаза на полукруглую площадь у замка. Почти одновременно промолвила "сейчас" и услышала топот стражи.
Дайна видела сон. Взволнованная предстоящей встречей, она шла по зеленому лугу, усыпанному цветами: синими, желтыми, красными. Небо было бледно -голубым, без облачка, а солнце ярко светило ей прямо в лицо. Из -за назойливых лучей почти не видела путь, но твердо знала — он ждет на другом конце луга. Вдруг услышала резкий стук. Картинка перед глазами потихоньку гасла, а сердце наполнялось тревогой. Проснувшись, девушка подскочила с лежанки. В дверь громко барабанили. Обернувшись в плащ, служивший ей одеялом, она быстро подошла к двери.
— Дайна! Дайна! — кричал ночной гость.
Она узнала голос и открыла засов. Мужчина ворвался в комнату, схватил ее за руку и быстро шептал:
— Переворот! Короля убили! Беги!
Дайна, еще не оправившись ото сна, смотрела на него растерянно, хмурясь и часто моргая.
— Вот дура! — злился мужчина.
Он осмотрелся вокруг, завернул в большой платок хлеб и сыр. Сунул еду Дайне в руки и, наклонившись, заглянул ей прямо в глаза.
— Я сделал все, что мог. Теперь дело за тобой. Беги. Укройся в лесу. Затем двигайся к рыбацкой общине.
Девушка удивленно уставилась на него.
— Знаю, к мастерам ближе, — грубо отмахнулся мужчина, — но это лучший выход. Если дойдешь, там тебя не будут искать. Иди же, дура! — В конце концов, он перешел на крик.
Дайна, дрожа как осиновый лист, крепче прижала к груди кладь и выскользнула на улицу.
Десять всадников гнали лошадей к лесу. Уже занимался рассвет. Самым первым, покрывшись испариной, резво бежал крупный гнедой скакун. Его всадник был облачен в серебристые доспехи. Он поторапливал остальных, громко выкрикивая ругательства. За ним следовал мужчина, облаченный в черное одеяние с головы до ног. Он держал поводья высокой вороной лошади. На ее спине, поперек седла покачивалось связанное тело.
— Здесь, — рявкнул главный всадник и свернул в лес.
Пробираясь по узкой тропе, путники вытянулись цепочкой. Раннее солнце едва проступало сквозь густую крону старых деревьев. Вынужденно замедлив бег, мужчины двигались молча. Еще час такого пути и главный всадник остановил всех взмахом руки. Он спешился и подошел к телу. Развязав веревки, грубо столкнул его на землю. Послышался глухой стон. Мужчина наклонился и убрал кляп изо рта пленника.
— Ромар, что же ты делаешь, — сплевывая кровь, прошептал он.
— Беру свое по праву рождения, брат! — ответил тот. — Ты — больше не король!
Несколько мужчин рывком подняли пленника и поставили его перед Рома ром. Лицо и белоснежные волосы Оданиса покрывала грязь вперемешку с кровью. Превозмогая жгучую боль, он поднял глаза и посмотрел на брата. Ромар смело и прямо отвечал ему. Спустя несколько секунд Новый Король сказал своим людям:
— Я сделаю это сам. — Он схватил Оданиса за плечо и грубо увлек его глубже в лес.
Зелья сухими старческими руками, трясущимися от усилий, заставляла входную дверь крупными предметами, молясь, чтобы в городе не начался пожар. В таком случае в этой комнате сегодня она встретит смерть. Ее сил не хватит на то, чтобы убрать сваленные перед дверью вещи обратно. Она с вечера предчувствовала беду, всей своей дряблой кожей. Поэтому, услышав крики "Король мертв!", поняла, что нужно укрыться в доме. Знала, что люди сойдут с ума. Будут грабить и убивать. Нужно переждать ночь. Закончив с дверью, Зелья откинула тряпку с пола и открыла потайной ход. Осторожно спускаясь по хлипкой деревянной лестнице, старуха радовалась, что высохла до самых костей и весит теперь килограмм сорок, не больше. Нащупав в темноте деревянный ящик, она раскрыла его и стала быстро перебирать вещи, пока не отыскала шкатулку. Зелья остановилась на секунду, подождав пока сердце немного успокоится. Выдохнув, открыла коробочку и ахнула.
Все вокруг осветилось. Земляные стены, тонкая лестница, руки старухи и большой деревянный сундук — все стало огненно-красным. Камень сиял то светлым, алым цветом, то переливался темно-бардовым. Зелья достала его, аккуратно уместив в ладонях. Камень пульсировал, горел. Старуха не знала, сколько просидела так, глядя на зарево. Вдруг камень осветился стократ сильнее и погас.
Глава 1
Спустя 35 лет после событий, описанных в прологе
Ясмина стояла у воды. Волны набегали одна за другой, разбиваясь о камни в белую пену. Море волнуется. Совсем, как Ясмина. Ей сегодня исполнилось семнадцать, но сердце девушки не наполнилось радостью. Скованное тревогой и темным предчувствием, оно замирало и сжималось в груди. Мама была больна. Уже месяц. Ясмина, ухаживая за ней, замечала, как с каждым днем слабое тело понемногу покидает жизнь, как тускнеет взгляд, как истончается и краснеет кожа, приобретая вокруг глаз черный оттенок. А сегодня с утра, поцеловав охваченный лихорадкой лоб, Ясмина с ужасом почувствовала ледяное дыхание матери. "Дыхание смерти", — чуть не вырвалось из ее уст. Отпросившись у отца, в слезах, девушка убежала к морю.
Мысли Ясмины путались. Перед глазами, устремленными вдаль, то появлялось измученное лицо матери, то всплывали обрывки изводившего ее саму сна. Уже второй месяц, каждую ночь, опять и опять она видела сновидение: узкую дорогу, вымощенную булыжником, укрытую тенями близко уставленных домов, и дверь — деревянную, с полопавшейся от старости краской. Ясмина так часто видела этот сон, что благодаря уцелевшим кусочкам, еще державшимся на полотне, могла представить прежний красный оттенок двери. Несмотря на жалкий вид, она притягивала к себе взгляд, манила коснуться пальцами, набраться смелости и толкнуть сломанную железную скобу, чтобы оказаться по ту сторону.
Девушка вытерла слезы и направилась в сторону общины. Миновала причал и пришвартованные лодки не ушедших в море рыбаков, затем преодолела еще метров пятьдесят в сторону и вышла к длинному деревянному столу. Здесь, укрываясь от солнца под навесом, сложенным из перевязанных огромных листьев гуннеры, женщины обрабатывали рыбу. Они счищали отливающую золотом и медью чешую, отрезали жаберные дуги и потрошили светлые брюшка. Подготовленные туши хорошо промывали, окропляли лимонным соком и присаливали. Стойкий, резкий запах окутывал всю общину, въедался в руки, дерево и одежду. Даже металл здесь пах рыбой. Увидев Ясмину, женщины тут же бросились обнимать ее, оставляя на простом зеленом платье девушки мокрые следы и рыбьи чешуйки.
