Анkа Троицкая
Новогодний свитерок
Я недолго дремала, когда услышала звонок телефона сквозь сон.
Ну, конечно. Я опять заснула в кресле и с вязанием в руках! Бьюсь об заклад, это проклятое радио, с повторяющимся в это время года «щелкунчиком», убаюкало меня. Телефон я нашла на ощупь на кофейном столике, но его грубо выдернул из моих пальцев шнур подзарядки.
Наконец, мне удалось ответить:
– Алле…
Кто-то молча дышал в трубку. Я повторила:
– Алле?
– Это кто гово-ит?
Сказано картавым детским баском. Очень сердитым. Я почувствовала огромное облегчение.
– Меня все в нашем доме зовут баба Таша, а тебя?
– Адам. Я хочу папу!
– Папу?
– Да… Папу…
Теперь я полностью проснулась.
– Мне очень жаль, милый, но ты ошибся номером.
Адам помолчал, а затем я услышала долгое низкое завывание, за которым обычно следует громкий детский плач. Я легко представила себе лицо пятилетнего ребенка с перекошенной влажной губой.
– Эй… Малыш! Адам, что случилось-то?
– Я звонил и звонил, а он не бе-ёт тьюбку… – рыдал неизвестно где мальчик Адам в новогоднюю ночь.
Голос был отчаянным и злым. Я услышала все признаки образования пузырей из соплей и слез. Адам горько рыдал, вместо того, чтобы просто извиниться и повесить трубку. Прекрасно! Значит, его научили набирать номер, но не научили, как быть, если не на ту кнопку нажал.
– А где твой папа?
– Я не знаю!
– А мама?
– Не знаю. Я мультик смот-ел…
– Ты что… один дома?
– Да! – Адам сказал это так, будто это была моя вина.
– Это неправильно, – сказала я, – что у вас случилось сегодня вечером?
– Папа сказал, что я-асскажет мне сказку. Он всегда я-ассказывал пе-ед сном. А у мамы заболел животик, и они ушли к в-ачу. Он сказал после мультиков ему позвонить, а сам не отвечает… – Адам опять завыл.
Я задумалась и посмотрела на часы. Было почти десять вечера.
– У мамы заболел животик, говоришь? Хм… Большой животик?
– Очень большой… Гы-ы-ы…
– О… А-а… Понятно. А ты очень храбрый, хотя и непослушный, раз ложишься спать так поздно. Я знаю, папа вернется, ты не волнуйся. Хочешь послушать свою ночную сказку по телефону?
Адам перестал булькать, крепко задумался и решил.
– Да!
Он был переутомлен и расстроен. Я попыталась вспомнить сказки, которые рассказывала дочери много лет назад.
– Ладно… Ты в постели? Вот и хорошо. Слушай… Жил-был старый фермер, у которого было трое сыновей. Старшие сыновья были умные, а вот младший… скажем так – не самый острый нож в наборе…
Прижимая телефон к уху плечом, я рассказывала сказку, а сама готовилась ложиться спать. Адам хихикнул разок-другой, когда я пыталась говорить и одновременно чистить зубы, но к тому времени, когда мне удалось добраться до кровати, он очень убедительно сопел. Я услышала ровное хриплое дыхание и уже собралась отключиться, когда он вдруг сказал.
– Баба Таша, не уходи.
Я замерла, одной ногой в постели, а другой – на коврике.
– Адам, ты почему не уснул?
– Я уснул… я сплю.
– Ты что, во сне со мной разговариваешь?
– Да.
Вот как хотите, но мне в этот момент стало страшно. Гусиная кожа, мороз по хребту… сухой язык… все как полагается. Голос у Адама теперь был другой – на полтона ниже, невероятно спокойный, и не совпадал с дыханием, которое я слышала в это же время.
– Не валяй дурака, – пролепетала я.
– Я не валя..ляю… Я боюсь один… Можно, я к тебе п-иду?
– Как ты придешь. Ночь на дворе, одиннадцать скоро!
Мне пришло в голову, что мальчишка тронулся от страха. Еще выйдет на улицу и пойдет куда-нибудь. Нужно что-то делать. А он уже говорил:
– Но я не могу тут… Я боюсь.
– Давай, я тебе еще сказку…
– Нет… Я не хочу. Я хочу к тебе.
– Ты где живешь? Адрес свой знаешь?
Но Адам мог назвать только город. Я даже вспотела. Это был другой город. Мало того. С недавних пор это была другая страна. Ох, уж мне эти мобильники!
– А на улице никого нет, потому что снег идет, – добавил мальчик.
Я посмотрела в окно. У нас снега не было в это время года уже много лет.
– Слушай, Адам… ко мне никак не получится. Как тебе объяснить? Я так далеко, что пешком не дойдешь. Даже на самолете долго лететь. Были бы мы в одном районе, я бы еще до тебя добежала. А так – никак не могу. И ты не можешь.
– А папа сказал, что если очень хочешь, то все можешь.
– Это он про другое. Вот, давай лучше поиграем. У тебя там елка новогодняя есть?
– Есть.
– Большая?
– Большая.
– Пушистая?
– Пластмассовая.
Я подошла к своей искусственной елке. Она была освещена яркими уличными фонарями и диодными лампочками. В темной комнате у неё был вполне приличный вид. Не знаю, зачем я ее ставлю каждый год. Наверное, по привычке. Люда моя в детстве очень любила ее наряжать. Теперь она свою с мужем наряжает.
– Адам, у тебя на твоей елке много игрушек?
– Много.
– Считать умеешь? Посчитай.
– Не хочу. У меня есть стеклянный зайчик. А у тебя?
Я посмотрела на старую игрушку.
– Есть. С красным бантиком.
– И у меня с бантиком.
– А у меня Дед Мороз с мешком за плечами.
– И у меня. А еще мишка…
Мы продолжали меряться игрушками, а я думала. Новая игра должна его отвлечь. Хоть бы скорее его папаша пришел. Адам опять говорил как ребенок, весело смеясь и гукая горлом от восторга. Он все пытался найти такую игрушку, которой бы на моей елке не было. Но стандартный набор всех положенных шариков, снежинок, шишек, снеговиков и фонариков не подводил. Наконец я сказала.
– Стеклянный снегирь на прищепке.
Адам не ответил. Я услышала горький вздох.
– Снегия папа язбил.
– Вот как? А какой он был?
– К-ясненький, с зеленой шапочкой.
Странно, но похоже, у нас с Адамом оказался совершенно одинаковый набор игрушек. Мои-то еще в советское время были куплены. Им уже лет… уж и не знаю сколько лет. Хотя ничего удивительного. Выбор в те времена был невелик по всей стране. Может быть, его родители также бережно хранят старые игрушки, как это было заведено у нас. Такие уже не делают, всяким импортом магазины полны. Уж чего, а китайских игрушек сейчас купить можно всяких.
Адаму эта игра уже надоела. Нужно было срочно что-то придумывать.
– Ну, а под елкой есть
