Светлана Анатольевна Багдерина
Новейшая история
Гостья Находке не понравилась сразу.
Блестящие черные волосы, узкое бледное лицо, зеленые глаза и губы, густо накрашенные киноварью, вызвали мгновенную неприязнь. Сладкий запах духов — ваниль и пачули — показался тошнотворным. Темно-синее платье с глубоким вырезом и воздушной юбкой спровоцировало неконтролируемый приступ антипатии. Тонкие длинные пальцы, обтянутые мохнатыми перчатками, напомнили лапки паука. А после того, как пришелица протянула Мечеславу руку, промурлыкав грудным голосом: «Мое имя — Алия Искусная, но друзья называют меня просто Лия», и тот совершенно необъяснимо вместо того, чтобы пожать, поцеловал ее, все инстинкты юной ученицы убыр и по совместительству — жены царя Мечеслава Первого, возопили о превращении наглячки в мокрицу или многоножку. Или о срочном расцарапывании ее физиономии и прореживании волос до плотности один на квадратный дециметр. Но самое обидное заключалось в том, что сделать Находка это не могла, и отнюдь не из этических соображений или ограничений магической силы. Причина была простой, но непреодолимой, как Ледяное море, и появиться она успела прежде, чем царица решила, в какое насекомое в результате несчастного случая превратится иноземная чучундра.[1]
— Я привезла рекомендательное письмо от их лукоморских высочеств Ивана и Серафимы, — по-прежнему игнорируя хозяйку дворца, Алия полезла за корсаж, пошарила там, как бы невзначай демонстрируя всё содержимое[2], и выудила лист бумаги, скрепленный красной печатью.
Скользнув равнодушным взором по царице, гостья с полупоклоном и обворожительной улыбкой протянула письмо Мечеславу.
— Мне его дай! — чувствуя себя последней дурой, выпалила Находка.
Алия невинно округлила глаза и протянула бумагу девушке:
— Конечно, конечно. Извините, я не знала, что ваш супруг уже научил вас грамоте, ваше величество.
Мечеслав смутился, а его супруга побагровела как свекла: муж, несмотря на обещания, уроков чтения пока не начинал. После коронации прошло не так много времени, и постоянно какие-то дела отвлекали их от этого важного и полезного занятия: то вспышка золотой лихорадки и поиски средств от нее, то возвращение пленных из Лукоморья, то изгнание сначала одного заезжего шептуна-вымогателя с сообщниками, потом второго, то последовавшие как логическое продолжение уроки самообороны против подобного рода публики, которые вести, кроме как Находке, было некому…
— Я научу, честное слово, как уговаривались. А пока давай я вслух прочитаю, — ободряюще кивнул ей Мечеслав, и от снисходительной усмешки Алии Находке захотелось его придушить[3]. Но милый, то ли не замечая ее состояния, то ли не понимая[4], спокойно сломал печать с трехглавым орлом, развернул лист — и заулыбался:
— Смотри-ка — двумя разными почерками написано! Наверное, они по очереди писали, иногда чуть не через слово! Вот слушай — и попробуй угадать, кто написал что!
— «Податель сего, Алия Искусная, самый известный современный герольд, историк и биограф Белого Света, а также просто дама со многими талантами и приятная во всех отношениях[5], является нашим другом подругой старой знакомой и приехала к вам в гости по нашему наущению совету с целью изучения новейшей истории и написания жизненаписаний… описания жизнеописаний… неписания жизненеписаний… составления биографий ведущих общественных, политических и экономических деятелей прошлого, настоящего и будущего, а также истории вашей державы для развлечения напугания офигения просвещения общества и в назидание потомкам. Кстати, как там с потомками? Просим оказать Алие Вышеозначенной Искусной всяческое содействие, предоставляя книги, рассказы очевидцев, осмотр мест действия и чистую бумагу. Привет Малахаю! И деду Зимарю. И Макмыр. Если они к вам вдруг приедут. И армии королевича Кыся! И матушке Гусе. И деду Голубу. И Спире с женой! И Макару. И вообще всем ребятам из бывших приветище огромный!!! Как они там? Как всё? Как все? Бароны не балуют? Если что — по рукам им. А лучше по репе! И чем-нибудь тяжелым! И много раз! Ибо нечего! Обнимаем, целуем, грозимся завалиться летом в гости! Или вы к нам — только напишите заранее, чтоб мы дома были!..»
Находка расплылась в сентиментальной улыбке, вспоминая друзей и события последней осени, и даже начала прикидывать, смогут ли они и вправду съездить в Лукоморье летом… когда финальные слова письма прозвучали как рецепт знахаря, назначающий пить касторку ведрами:
— «…Вы Алию не обижайте, она сама, кого хочешь, обидит хорошая, хоть и занудная иногда въедливая периодически любопытная время от времени, но это у нее планида такая, сиречь ноблесс оближ и профессиональный недостаток. Узнаете ее получше — понравится! Ой, мы поскакали, извините, некогда переписывать, тут какая-то ерунда творится, а Алию обоз ждет… До встречи!». Подпись — «Сима и Ваня».
— Да, всё именно так и есть, как они написали. Любопытство не порок, как говорится, а пополнение знаний, — тонко усмехнулась Алия и взмахнула ресницами, густыми и длинными, как щетина старого кабана[6]. — А знания для человека моего ремесла… или искусства даже, я бы сказала — первая необходимость…
— Меньше знаешь — крепче спишь, в народе говорят, — дивясь собственной мелочности, ввернула царица — но не была удостоена даже взгляда.
— …Ну и, естественно, мне тоже хотелось бы узнать вас получше. Лукоморская чета столько о вас рассказывала…
Огромные глаза гостьи, не оставляя сомнений на счет, о ком велась речь, встретились с глазами Мечеслава — словно гладь лесного пруда расступилась, маня и затягивая, и он почувствовал, как погружается в ее блаженную бездну с головокружительным ароматом ванили и пачулей. И то, что лесной водоем мог пахнуть ванилью и пачулями, только если в нем чуть раньше утонул караван из Бхайпура, его остановить уже не могло.
— Вы — поразительный человек, — не отрывая взора от царя, жарко, с придыханием говорила пришелица, прикладывая руки к вздымающейся груди[7]. — Я знаю о вас всё. Необычная судьба… Тяжелые лишения, которые не всякому живущему на Белом Свете дано перенести… Непревзойденное мужество и необычная мудрость… То, что вы совершили — невероятно. Я вами восхищаюсь. Люди должны узнать вашу историю!
— Наша история… богата… полезными… ископаемыми… — едва понимая, что говорит — и что говорят ему — закивал Мечеслав.
Грудной смешок Алии прервал наваждение, и царь озадаченно моргнул, будто выныривая из грез. Зеленые очи гостьи уже не буравили его, а скромно поблескивали из-под ресниц. Он нервно кашлянул, осторожно скосил глаза в сторону жены — и внутренне содрогнулся: если взор летописицы был подобен тихому омуту, то взгляд Находки — цунами.
Мечеслав вздохнул. В последнее время его рыжее солнышко стала такой раздражительной — и
