Надежда Черпинская
Единственное желание. Книга 5
ДОРОГА К РАДУГЕ
Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,
Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,
Оттого что я о тебе спою — как никто другой.
Я тебя отвоюю у всех времён, у всех ночей,
У всех золотых знамён, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —
Оттого что в земной ночи я вернее пса.
Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя — замолчи! —
У того, с которым Иаков стоял в ночи.
Но пока тебе не скрещу на груди персты —
О проклятие! — у тебя остаёшься — ты:
Два крыла твои, нацеленные в эфир, —
Оттого, что мир — твоя колыбель, и могила — мир!
Марина Цветаева
Пролог
Вот бы где-нибудь в доме светил огонёк,
Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке…
Я бы спрятал клыки и улёгся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Мария Семёнова
— Неужели совсем не жалеешь?
Орлех прищурился лукаво и сверкнул белозубой улыбкой.
— Вот, в самом деле? Скажи честно! — торговец проводил долгим взглядом двух симпатичных девиц, только что покинувших лавку Эливерта. — Никогда таких мыслей не бывает, а, Ворон? Эх, сейчас бы!..
— Нет, не бывает, — отрезал вифриец, продолжая невозмутимо перекладывать рулоны ткани в обозе. — Ты что алый корркор всего один привёз? Я же три просил.
— Ну, сколько было… — вернулся к делам Орлех. — В следующий раз довезу. Может, ещё какой цвет приволочь?
— Зелёный, пожалуй… — Эл вытащил свёрток материи. — И золотой, если будет. Митувинский корркор хорошо берут. Вот это тоже всё возьму! Давай неси, не стой!
Эливерт забрал часть покупок, вышел снова на крыльцо лавки, остановился, глядя пристально вдаль, на берег Киримы.
Там, по деревянному помосту пирса, носилась местная детвора. Играли в догонялки. Их радостные визгливые крики долетали даже сюда, на рынок.
Среди светлых, выгоревших на солнце макушек сразу выделялась тёмная головка Граю. Девочка выскользнула из шумной ватаги приятелей, словно почувствовав на расстоянии взгляд вифрийца, и вприпрыжку побежала к лавке.
— Орлех! — с радостным криком девчушка запрыгнула на руки смуглого торговца.
— Здравствуй, Воробышек! — мило улыбнулся тот. — Соскучилась по мне? Я тебе тут гостинец привёз.
Из недр обоза тотчас были извлечены дешёвые бусы, похожие на низку сочных красных ягод.
— Ой, спасибо! — Граю сцапала подарок и ещё раз обняла благодарно Орлеха.
— Вот-вот, так ты мою дочь и подкупаешь! — хмыкнул Ворон. — А потом говоришь, что она в тебе души не чает…
— Неправда, я Орлеха люблю не за подарки, — возразила Граю и добавила рассудительно, по-взрослому: — Он просто добрый и красивый. Я его за это люблю.
— Слыхал? — засмеялся Орлех. — Бескорыстно у нас всё, и взаимно. Скажи ему, Граю! Скажи, что я лучше всех на свете! Самый добрый и красивый, так?
— Да, ты хороший, — Граю улыбнулась застенчиво, шагнула к Эливерту и добавила, прижавшись к его руке: — Почти как мой папка!
Ворон захохотал довольно — дескать, съел!
— Коне-е-е-чно! Куда мне за папкой твоим угнаться! — поддержал его смех Орлех.
— Я пойду, покажу Юрану… — Граю накинула бусы на шею и теперь пыталась разглядеть, как они на ней смотрятся.
— Иди, красавица моя! Я тебя позову, как домой соберусь, — кивнул Эл.
Малышка стремительно умчалась обратно на пирс, только тёмные косички приплясывали в такт её прыжкам.
— Н-д-а-а-а, — Орлех покачал головой. — Посмотришь на вас, и вправду поверишь, что ты своё счастье нашёл.
— А я тебе что говорю!
Они присели на край повозки, рассеянно оглядывая снующий по рынку пёстрый сальварский люд.
— Да как-то иначе я себе счастье представлял, брат… — торговец покосился на бывшего атамана. — Живёшь с одной, спишь с другой, любишь третью. Сердце-то натрое не рвётся?
— Кто бы говорил! — скривился Эливерт. — Друг, у тебя ведь в каждом городе по бабе, а то и по несколько… А дети бесхозные растут, что сироты. И ты меня поучать вздумал?
— Почему это бесхозные? — оскорбился его приятель из Ялиола. — Мои пацаны накормлены, обуты, одеты. Ланта в близнецах души не чает, пылинки с них сдувает. И сама живёт не хуже какой-нибудь владетельной госпожи. Мне на неё золотишка не жалко. Мать сыновей моих — заслужила! Я её деньгами не обижаю, а больше ей от меня ничего и не надо.
— А ты её про то спрашивал? — хмыкнул Ворон. — Может, она ещё любви хочет?
— Ну, я же её и отлюбить не забываю… время от времени, — Орлех усмехнулся глумливо. — Красивая девка, что и говорить! Бешеная, но красивая. А ты думаешь, коли я женюсь на ней, так она меня дома запрёт? Нет, я подле юбки сидеть не стану. Всё равно колесить буду по всему свету. Для меня Митувин слишком тесен, — Орлех потянулся, словно крылья расправляя, и добавил уже серьёзно: — Эл, она это сразу знала. Я ей сказок не рассказывал. Не врал. Родила незамужняя, молвы не побоялась, теперь растит… Я её содержу и на куски порву любого, кто их тронет. А за любовью великой, это не ко мне! Ланта знала, что выбирает…
— Вот и я тоже, — кивнул Ворон. — Знал. И выбрал. Хватит уже об этом!
— Да ты не обижайся, брат! — Орлех хлопнул его по плечу. — Я ж не осуждаю. А что в душу лезу, так я просто понять хочу. Зачем оно тебе надо? Граю — лучший ребёнок из всех, что я видел. Я даже своих балбесов так не люблю. Но ведь не твоя она… Зачем тебе чужой ребёнок?
— Она — моя дочь! — глаза Эливерта сверкнули ледяной сталью. — Орлех, последний раз говорю — хватит об этом! Иначе я тебе сейчас в зубы дам, друг мой!
— Ладно, отстал, — Орлех спрыгнул и принялся поправлять товары в повозке. — И всё-таки не пойму я ваших странных отношений.
— Что в них странного? — пожал плечами Ворон и взялся помогать приятелю.
— Так ведь ты жену не любишь!
— Люблю.
— И поэтому в Берфель к Риланн таскаешься? — состроил гримасу темноволосый торговец.
— Ой, не учи меня морали! — Эливерт в сердцах бросил какой-то мешок и отошёл в сторону, усевшись на ступеньках крыльца. — Сам-то хоть одну юбку пропускаешь?
— Так
