Иван Тополев
Ведьмино озеро
Пролог.
Серая полоса дороги скользила и петляла под колесами плавно покачивающегося мотоцикла. Она разделяла пейзаж на две равные части и тонкой ниткой пряталась за горизонтом. Теплый ветерок в эту пору года был не редкостью, но на скорости он казался довольно прохладным. Шла вторая половина осени, некоторые из листьев еще держались за тонкие ветки деревьев, украшая пейзажи осенним колоритом. Но и эти немногие листья обрывались ветром и дождем. Дождь теперь был частым гостем, и небольшие тучи постоянно патрулировали небо, готовые в любой момент сорваться и свалиться на жухлую траву. Где-то вдалеке, за разноцветными кронами осеннего леса виднелись небольшие холмики, дополняя фон пейзажа тусклым темно-зеленым оттенком.
Осень. Как же много минорных нот проникают в наши души в эту пору, сколько тоски, грусти. Ведь все заканчивается, рано или поздно, и упавший листок больше не сможет взлететь, соревнуясь с просторным ветром, зеленая трава потускнеет и больше не будет прежней, увянут цветы, даже самые красивые. И никто не знает, куда все исчезнет, куда пропадет. Быть может нам грустно от того, что где-то в глубине собственной души мы понимаем, что осень — для природы это маленькая смерть, и это понимание отражается в нас самих, напоминая нам, что и мы не всегда будем молодые и веселые. Все уйдет и останется, укрывшая своим сырым пледом печаль и горькое сожаление о том, чего мы не успели сделать, что не успели сказать, кого не успели простить…
Часть 1.
1.
Две молодые медсестры бежали по коридору, направляясь в палату где лежала женщина. Влетев в комнату, одна тут же принялась смотреть зрачки и нащупывать пульс, другая готовила препараты. Женщине вкололи глюкозу, и поднесли ватку с нашатырем. Спустя несколько минут, когда женщина немного пришла в себя, одна из сестер спросила:
— Николь, как вы себя чувствуете?
— Ханна, девочка моя, почему мне так больно? — спросила женщина в ответ.
— Потому, что вы забываете принимать лекарства и совсем ничего не кушаете. — спокойно отвечала Ханна.
Женщина прикрыла ненадолго глаза и молвила.
— Я старая и одинокая. А лекарств от одиночества у вас нет.
— Не такая уж вы и старая, и совсем не одинокая, — сказала вторая медсестра и тут же добавила. — Посмотрите сколько у вас тут друзей.
— Все они только и делают, что притворяются, но они такие же одинокие. Почему они здесь? Да потому что их бросили как ненужную вещь, как старую игрушку. — Николь говорила взволнованно и попыталась немного привстать с кровати.
— Николь, успокойтесь, вам нужно отдохнуть. — не позволила подняться женщине девушка. — Лиза, я с ней немного побуду, если хочешь можешь идти.
Лиза кивнула головой и вышла из палаты. Ханна тем временем взяла руку женщины и стала легонько поглаживать. Николь успокоилась и закрыла глаза, начав тихонько напевать себе под нос какую-то песенку.
Она еще не слишком стара, чтобы умирать, в доме престарелых. Женщина была младше всех остальных, ей всего-то пошел шестой десяток. Но тем не менее ей поставили предварительный диагноз, а для подтверждения нужно было время, поэтому Николь осталась здесь. Легкая форма шизофренической деменции, это то, что было написано в ее карточке, но по сути она была совершенно здорова, если не считать то, что она практически ничего не ела. У нее не было детей, она не была замужем, и друзья к ней ни разу не приезжали, хотя она не раз отмечала о многих своих знакомствах. Она иногда забывала о некоторых вещах, все чаще была рассеянной, и главный врач предположил, что деменция могла быть вызвана долгим чувством одиночества, а все ее друзья могли быть вымышленными персонажами. Но все посетители и обслуживающий персонал любили ее, любили послушать эту удивительную женщину, ее истории, особенно хорошо она пела.
Николь была из тех женщин, которые за собой следят и даже здесь в доме престарелых она всегда выглядела ухоженной и красивой. Она никогда не красила волосы, и не смотря на возраст некогда жгучей брюнетки, они совсем немного покрылись серебряными прядями. Лицо было выразительным с четкими линиями и широкими злато карими глазами и пухлыми губами. Все говорило о том, что в молодости она была восхитительно красива и вряд ли не пользовалась своей красотой, чтобы свести с ума очередного поклонника. Она и теперь выглядела не плохо и могла бы очаровать какого-нибудь старичка, а слегка потемневшие от усталости глаза, и маленькие морщинки, навряд ли сделали бы ее менее привлекательной.
Ханна перестала гладить руку женщины, когда заметила, что та уснула и хотела тихонько выйти, но Николь тихим голосом молвила:
— Ханна, девочка моя, погоди. — женщина всегда, очень нежно отзывалась о этой медсестре.
Ханна напоминала ей ее саму в молодости, такая же добрая, такая же красивая, с длинными темными волосами, заплетенными в две косички. Родители девушки рано погибли, и она жила и воспитывалась у бабушки, наверное, поэтому она тепло относилась к пожилым людям. Николь в шутку, часто называла ее своей дочкой, а потом забывала об этом и считала ее свое дочкой и в самом деле. Возможно от того ей и грустно, что не удалось стать матерью, не удалось почувствовать маленькое сердечко под своим теплым и нежным сердцем. Ведь это чувство не сравнимо ни с чем, материнская любовь и забота возвышает женщину, позволяет поверить в свою высшую сущность и силу.
Николь стала копаться в своей тумбочке и достала оттуда старую потрепанную книжку. Женщина погладила книгу рукой и протянула Ханне.
— Вот, возьми. Мне осталось не много, я это чувствую, поэтому хочу подарить тебе эту книгу. — молвила Николь.
— Что вы говорите такое? Не хочу даже слышать об этом. Куда вы себя заживо хороните, вам же жить и жить еще. Поправитесь и вернетесь к прежней жизни. — возбужденно и с недовольством бросила девушка, оттолкнув книжку рукой.
— Ну хорошо, не буду умирать. — улыбнулась Николь, но в глазах ее затаилась печаль. — А книгу возьми, — продолжила она. — Это мой тебе подарок.
Ханна нехотя приняла подарок, но с любопытством открыла и пролистнула несколько страниц.
