Посвящается старым дворам, которые молча хранят от людей свои тайны, и миру рыжей осени с безымянной картины, случайно найденной на антресолях воспоминаний.
Алека В.
Посмотри на море — оно похоже на небо.
Посмотри на небо — оно похоже на море.
Они неразлучны в этом мире.
Навеки вместе.
Глава 1
Между прошлым и грядущим
Дом пылал ослепительно ярким пламенем. Огонь был похож на голодного бесформенного монстра: нападающего, заглатывающего, танцующего в страшном демоническом танце.
Мальчик в оборванной грязной одежде стоял в стороне, на вершине холма. Его лицо и тело, выглядывающее из прорех в изорванном тряпье, было перепачкано пылью и запекшейся кровью. В глазах мальчика не было ни страха, ни горя. Не мигая, он смотрел на пожар — яркий даже на фоне окрашенного багряным закатом неба.
— Братик, ты видишь? — произнес он, словно разговаривал с кем-то, хотя рядом никого не было. — Нам больше никто не нужен.
Со стороны охваченного огнем дома доносились крики: исступленные, исполненные боли, безумные. Мальчик знал, что там, запертые и тщетно пытающиеся выбраться, заживо горят его мать и отец, его старшие братья и недавно появившийся на свет младенец.
— Нам больше никто не нужен, — повторил он, — потому что теперь мы всегда будем вместе. Всегда.
Мальчик стоял так долго — совершенно неподвижный, словно его тело превратилось в камень. Он не отводил от пожара своего взгляда — ожесточенного и необузданного. В темных глазах его, словно зарницы, горели алые всполохи — отблеск бушующего пламени. Крики, доносящиеся со стороны дома, уже стихли, и слышен был лишь треск обваливающихся досок. Огонь теперь казался насытившимся и ленивым зверем, доедающим остатки пиршества.
Мальчик наконец первый раз моргнул. Его лицо выражало странную смесь почти блаженной безмятежности и невероятной усталости, словно только что он отдал много сил.
— Навсегда вместе, — тихо произнес он, на короткий миг сомкнув веки. — Теперь ты — это я, а я — это ты, и никто нам больше не нужен…
* * *
В оконном стекле отражалось худое старческое лицо со впавшими щеками и глубоко посаженными глазами, едва видимыми в пещерах тяжелых надбровных дуг, — лицо человека, который всю свою жизнь жертвовал личными желаниями ради долга.
Что чувствовал этот человек, зная, что его редкое могущество подчинено служению? Сильный маг, на протяжении века он служил тем, кто был слабее его. Что значила для него его сила? Почему, ради чего он принес в жертву свою пусть и долгую, но все же смертную жизнь? Что получил он взамен — одинокий старик, ревностно выполняющий свой долг? Ждал ли он какой-то награды? Или просто следовал древней заповеди: «Защищать, но не властвовать. Служить, но не подчинять»?
Если так, то этот старик был глуп и наивен. Он не знал, что слабые не испытывают благодарности к сильным — они лишь завидуют им, боятся их и никогда не простят им их силы. Слабый никогда не бросит вызов сильному в лицо — он предательски ударит в спину. А древняя заповедь — лишь подлая ловушка. Из-за нее мощь уже много веков находится в плену у немощи. А так быть не должно.
— Это нужно изменить, — произнес старик чистым и сильным голосом — казалось, этот голос когда-то давно странным образом не пожелал стариться вместе со своим хозяином. — Ничтожества не должны иметь власти над теми, кто во сто крат могущественнее их. Я исправлю это. Во что бы то ни стало.
С решительным видом Владыка Мстислав отошел от окна, за которым необычайно яркие синие сумерки окутывали город. Троллинбург медленно погружался в дрему, тогда как у второго лица Триумвирата еще оставалось одно незаконченное дело, значимость которого на сегодняшний день была первостепенной.
Он пересек свой просторный кабинет, подошел к стене, где стояли часы с боем, и нарисовал в воздухе перед собой какой-то символ. В тот же миг в стене начали проступать смутные очертания. А еще спустя мгновение перед Владыкой появилась дверь. Мстислав легко толкнул ее рукой и вошел.
Это была потайная комната для тех дел Мстислава, которые должны были оставаться в строгой секретности от посторонних. Однако с недавних пор, кроме секретности, у комнаты появилось еще одно необычайное свойство — время здесь словно останавливалось. На самом деле часы и минуты шли своим чередом, но любой, кто находился в этой комнате, терял способность ощущать ход времени.
Человек, на которого сейчас смотрел Владыка, ждал его уже двое суток. Но сам он этого даже не осознавал. Манипуляция со временем была единственным способом освободить человеческое сознание от защиты «Паутины мысли». Если не принимать это зелье около суток, то сплетенная им сеть начинает истончаться, а вскоре исчезает совсем. И тогда сознание становится открытым, словно дом с распахнутыми настежь дверями.
На мягком диванчике сидел мужчина. В одной руке он держал кубок с вином, другая покоилась на бордовой диванной подушке, лежащей рядом. На вид гостю Мстислава было не больше сорока лет, но, несмотря на это, его голову покрывала шапка совершенно седых волос. Это обстоятельство, однако, никак не портило его зрелой привлекательности. Ранняя седина, строгие, но мягкие черты и не покидающая его лицо вежливая улыбка часто располагали к нему людей, независимо от возраста и пола. Мужчина повернул голову, обратив свой взгляд в сторону двери, и тут же взволнованно подскочил.
— Владыка!
— Сидите-сидите, господин Кумай, — жестом успокоил гостя Мстислав и, бросив взгляд на кубок, который гость, вставая, поставил на стол, добавил: — Надеюсь, вино пришлось вам по вкусу.
— Благодарю за угощение, Владыка… — с жаром начал он.
— Не стоит благодарности, — перебил его Мстислав, опускаясь в кресло напротив. — Вы долго меня ждете?
Господин Кумай озадаченно моргнул.
— О… Долго? Что вы, что вы! Я же понимаю, что такое дела государственной важности! Как можно жаловаться на час-другой ожидания, когда речь идет о встрече с Владыкой?
Мстислав кивнул в знак признательности.
— Благодарю за понимание, мой друг. И все же я чувствую себя виноватым, ведь это я попросил вас о встрече, а в результате заставил вас ждать.
Господин Кумай, судя по выражению его лица, растерялся.
— А… Да. Но я думаю, если Владыка пожелал со мной встретиться, то это наверняка дело чрезвычайной важности.
Мстислав сдержанно улыбнулся.
— Важно? Да, пожалуй. Я думаю, это важно в первую очередь для вас, друг мой.
Гость терялся все больше. По его лицу было видно, что он усердно пытался нащупать нить беседы, но ему это никак не удавалось. Владыка тем временем мановением руки сотворил в воздухе еще один кубок и пригубил вино.
