Константин Кудряшов
КНЯЖЬЯ ВОЛЯ
Пролог
Святослав ворвался в залитую светом каменную палату дворца, будто лихой, горячий ветер из приднепровской степи. На молодом, загорелом лице, резко выделялись умудренные житием ярко-синие глаза. Остановился на середине, огляделся, на выдохе спросил подступившего Икмора:
— Всех собрал?
— Всех, княже, как велел.
— А Гоян?
— Здесь я, брат! — болгарин выскользнул из темного угла, вытирая рукавом черные, жучиные усы. — Медку холодненького хлебнул — жарко…
Остро сверкнув белками, князь уселся в резное кресло.
Брат… Да, пожалуй, что так. Те из болгар, что остались верны старым богам, русам настоящие братья.
— Это самые лучшие?
— Самые опытные, — кивнул Икмор и покосился на сидящих вдоль стены. — Вран, Стяр, Вальд, Борт, Коврига и Сыкча.
— Печенега отправь, — сразу сказал Святослав. — Не для него.
Дождавшись ухода молодого степняка, князь оглядел собранных Икмором людей. Войско у него большое, всех в лицо не упомнишь, но, кажется, этих пятерых он знает, только вот с именами туговато, нужно бы запомнить, пригодится…
— С Царьградом у нас мир, но двух хозяев у берлоги не бывает. Если улыбнется Доля, переждем еще одну зиму и сызнова полезем на Царь-город, ну а не улыбнется — придется отбиваться. Так что пока еще есть время не мешало бы получше узнать местность вокруг всех важных городищ и крепостей. Я хочу, чтобы ты, Гоян, дал каждому из моих лазутчиков по два-три десятка своих людей, дабы под видом заготовки припасов они вынюхали все тропки, разведали овраги, леса, реки, болота, каждый камень пощупали, каждую кочку на пузе обползли. Важно проделать все это скрытно, чтоб жителей не баламутить раньше времени, и, вообще, языками не трепать. Чуешь, иль нет? Я не желаю отсюда уходить, Болгария мне нравится, она нежна и сочна как молодая девка, которую только начал любить. Скоро с Руси придут свежие дружины, тогда можно будет снова потискать ромеев за горло, чтобы навсегда думать забыли об этих землях. А там поглядим, у кесаря еще много ненужных ему владений.
Князь заправил длинный чуб за ухо, посмотрел выжидающе. Черноокий Гоян кивает, ему по сердцу решительный настрой неистового русского государя, губы которого сейчас трогает странная улыбка. Болгарин прекрасно осознает, что ромейский кесарь перед лицом столь страшного врага не будет сидеть сложа руки, поэтому одобряет любые меры призванные осложнить Царьграду жизнь.
Святослав раскрыл рот, хотел продолжить говорить, но его перебил шум по ту сторону закрытой двери.
— Что там такое?! Кого несет? — грозно вскричал князь, недовольный помехой. — Сказано никого не пропускать!
— Это — Свенельд! — в дверь сунулся молодой всполошенный страж в сбитом на затылок шлеме.
Какое-то время князь и гридень смотрели друг на друга в немом удивлении. Святослав вдруг посерел лицом, будто зараз постарел лет на тридцать.
— Пусть войдет.
Но воеводе Свенельду приглашение князя без надобности, одной рукой отшвырнув немаленького гридня прочь точно пушинку, варяг ввалился в палату. Тяжко переставляя ноги, Свенельд протопал прямо к месту, где сидел Святослав.
— Что же это делается княже?! — в тихом голосе слышался насилу сдерживаемый гнев. — Привык праздновать победы, а перемирия заключать так и не научился?
Святослав вскочил. Кровь прихлынула к лицу. Почти на голову ниже Свенельда, но широкой грудью и плечами ничуть ему не уступая, умением и свирепостью в драке князь превзошел бы любого.
— Говори-ка лучше дело, воевода! Надеюсь, ты прибыл сюда из Преславы не для того, чтобы полить меня помоями?!
Холодная угроза княжьих слов несколько убавила пыл Свенельда, отступив на полшага, он слегка наклонил голову в знак подчинения.
Скрипнув зубами, Святослав уселся в кресло. Острыми кинжалами блистали под кустистыми бровями недовольные очи.
— Говори, дядька Свенельд.
— Преславы у тебя больше нет, княже. Ромеи напали внезапно, никто их не ждал. Утром я вывел воев в поле на учения, мы рубахах, а они в железе… конные… Несколько тысяч долой одним махом… Город мне было не удержать. Я пробовал. У них тараны и лестницы во множестве, издали кладут в стены камни с теленка величиной, стрелами засыпали что снегом. Мы заперлись во дворце, но что можно сделать против такой прорвы? Сколько держаться? Через два дня дворец подпалили. Я повел людей на пролом…
Святослав на секунду спрятал под темными веками дрогнувший взгляд. Быстро справившись с собой, ровно спросил:
— Борис у них?
— Да, прихватить его с собой не получилось.
— А Калокир?
— Он и полторы тысячи воев моей дружины сейчас в Доростоле. Я прямиком к тебе…
Князь сдавил большим и указательным пальцами переносицу. Сдавил со всей силой, наверняка потом останутся синяки.
Преславы у него больше нет. Потерять такую крепость… И кто тут виноват? Свенельд, у которого рука и грудь стянуты кровавыми тряпками? Этот точно сделал все, что мог, иначе не прибежал бы сюда требовать объяснений. Не верить Свенельду — не верить себе…
Кто тогда?
Прямой путь из страны ромеев на Преславу лежит через горные ущелья, через заставы, обороной коих вызвался заняться кровный брат. Небольшие заставы способны удерживать громадное войско и уж во всяком случае там нашлось бы кого отправить с донесением… Вывод напрашивался только один.
Вскинув поведенные безумием очи, Святослав закричал на теснящихся в дверях гридней:
— Где боярин Глеб? Глеба сюда, живо!
— Его не в Переяславце!
— Ищите!
— Княже, он не вылезает от патриарха… — вставил зашедший сбоку Гоян. — Глеб в Доростоле…
— В Доростол! За волосы! Выволочь за волосы! Будет сопротивляться — бить! Всех, с кем водит дружбу схватить, своих тащите на правеж, болгар — в темницу! Если патриарх хоть слово вякнет — оттаскайте за бороду, а посох засуньте в жирный зад!
— Давно пора, — шепнул в прикрытую ладонь Гоян.
Икмор коршуном метнулся собирать нужных для выполнения княжьей воли людей, но при выходе наткнулся на громкие крики:
— Идет! Глеб идет!
— Дайте дорогу!
Князь поднялся навстречу брату спокойно, даже не успев как следует удивиться его чудесному здесь появлению. Видно, за несколько мгновений прилюдного гнева внутри все перегорело, отболело и отмерло. Теперь, уже на холодную голову он желал одного — отсечь неживое, оторвать и забыть, потому и заговорил медленно, язвя каждым словом, будто раскаленной стрелой:
— Ты примчался мне посочувствовать? Из самого Доростола? Едва дядьку Свенельда не опередил так торопился.
Глеб с силой прижал ладони к затянутой в дорогую паволоку груди.
— Прости, брат, я не знал! Не думал, что Цимисхий нападет!
Князь брезгливо сделал полшага назад, когда Глеб, зашуршав богатыми
