ГОЗНАК
МОСКВА
1986
БДК 85.147
С49
© ГОЗНАК, 1986
ПОРТРЕТ В РУССКОЙ ЖИВОПИСИ XVII—ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
Автор статьи и составитель альбома А. Б. СТЕРЛИГОВ
Общая редакция доктора искусствоведения Г. Ю. СТЕРНИНА
Рецензент — доктор искусствоведения Д. В. САРАБЬЯНОВ
Введение
Что вы, о поздные потомки,
Помыслите о наших днях?
М. В. Ломоносов
...При полном реализме найти в человеке человека.
Это русская черта по преимуществу...
Ф. М. Достоевский
Если попытаться представить себе собранное воедино огромное богатство русской живописи, созданное художниками за три столетия (с конца XVII до последней четверти XX века), то окажется, что портрет — самое бесспорное достижение нашей национальной школы. Именно с портрета началось новое искусство, с ним русская живопись встала вровень с европейской. „Веком портрета“ нередко называют XVIII век. Но и потом высокий подъем русской живописи, периоды яркого ее творческого горения в первую очередь рождали расцвет портрета: так было в годы Отечественной войны и в пушкинское время, в богатые талантами последние десятилетия XIX столетия и в первые годы нашего века. Даже тогда, когда на первый план выходило сюжетное искусство, лучшие портреты успешно соперничали с ним по возможностям утверждения своей позиции, высказывания взглядов, участия в общественной и художественной борьбе и сейчас оказываются для нас содержательными и важнейшими свидетельствами о времени и его идеях. Традиция портретирования проходит через всю историю русской живописи, не теряя творческого накала. Ни бытовой жанр, ни историческая картина, ни пейзаж или натюрморт, взятые в их последовательном развитии, не смогут с такой непрерывностью и полнотой рассказать о судьбах изобразительного искусства в России, как портрет. Эта особенность выделяет нашу живопись среди основных европейских школ. На западе портрет сыграл решающую роль в художественной революции Возрождения, в XVII веке дал непревзойденные по глубине и по полноте использования возможностей живописи шедевры — Рембрандта, Веласкеса, Хальса, Рубенса, ван Дейка, но затем уступил место открывателя новых путей в искусстве другим жанрам. В XVIII—XIX веках такого упорного и непрерывного стремления к постановке портретных задач, как в России, мы уже не встретим в живописи ни одной из национальных школ.
Где искать объяснения причин такого своеобразия русского искусства? Может быть, в его отставании от других европейских культур, выразившемся в необходимости решать „ренессансную“ задачу „открытия человека“ лишь начиная с рубежа XVII—XVIII веков? Такой ответ, в какой-то степени удовлетворительный для Петровской эпохи, уже с конца XVIII века, когда русская живопись навсегда вышла из периода ученичества у Запада, ничего не объясняет. Не плодотворней ли обратиться к коренным отличительным особенностям русской культуры? Конечно, не абсолютизируя „русского своеобразия“ и помня, что „национальные черты нельзя преувеличивать, делать их исключительными. Национальные особенности — это только некоторые акценты, а не качества, отсутствующие у других“[1].
К числу таких „акцентов“ прежде всего надо отнести присущее русской культуре предпочтение „гуманизма“ перед „эстетизмом“. Ориентация на человека и его духовную жизнь связывает крепче всех формальных традиций две эпохи изобразительного искусства: древнерусскую иконопись и живопись Нового времени. Если в допетровской Руси такая нравственная, духовная окрашенность искусства естественно выражалась в формах и идеях религиозного мировоззрения, в иконе, то в Новое время столь же естественно главным героем искусства и литературы становится человек, что самым прямым образом отражается в расцвете портрета, а в XIX веке — и в художественной литературе. Многовековой и возвышенный опыт выражения эстетических идеалов в человеческом облике, в иконном „лике“, вошел в русскую культуру Нового времени прежде всего через портрет и литературу. Благодаря им устанавливается непрерывность обращения к гуманистическим нравственным идеалам. Наследование портретом традиций древнерусской живописи — самое наглядное свидетельство обращенности русского искусства к «„внутренней памяти“, к тому, что отложилось в глубинах, что таится, не всегда выходя наружу, но иногда неожиданно озаряя окрестность великолепным светом»[2].
Серьезность в отношении к человеку, восхищение им и боль за него составляют самое драгоценное качество русского художественного творчества. Убеждение, что „человек — предмет вечно интересный для человека“ (В. Г. Белинский), не оставляло русских писателей и художников даже в самые мрачные моменты их жизни или жизни общества. „Выше человеческой личности не принимаем на земном шаре ничего“,— с гордостью писал Н. Г. Чернышевский.
Западноевропейские исследователи русской культуры признавали, что „русские сводят мир к человеку и упорно оценивают мир с человеческой точки зрения“, что „русский антропоцентризм — это и есть главная поэтическая сила в русских произведениях“. Русские художники ставили перед собой благородную задачу сохранения высших достижений гуманистической европейской культуры Возрождения, Шекспира и Сервантеса, Рембрандта и Веласкеса, задачу уберечь ценность человеческой „индивидуальности, избавив ее от прозы эгоизма...“[3]. Вера в возможность проникновения в душу человека, в ее доступность, хотя и возникла в России с опозданием, лишь в XVIII веке, зато не растрачена до сих пор. Эта особенность, присущая и живописи, и литературе, и музыке, и театру России, накрепко сплавляет их в единую национальную культуру, насыщая ее общими гуманистическими идеями. Отсюда другая, тоже столь важная для судеб портрета отличительная черта русской культуры — ее синтетичность, о которой так проницательно писал А. Блок:
„Русскому художнику нельзя и не надо быть „специалистом“. Писатель должен помнить о живописи, архитектуре, музыке (и наоборот. — А. С.). Бесчисленные примеры благодетельного для культуры общения... у нас налицо... Неразлучимы в России живопись, музыка, проза, поэзия, неотлучимы от них и друг от друга — философия, религия, общественность, даже — политика. Вместе они и образуют единый мощный поток, который несет на себе драгоценную ношу национальной культуры“.
Портрет, чей предмет — человек, естественно, самым органичным образом вливается в этот поток. Среди других жанров живописи он наиболее непосредственно и полно способен выразить главную антропоцентрическую идею русской культуры, его связи с другими искусствами и литературой оказываются поистине кровными и постоянными. Поэтому, если только не вставать на путь узко профессионального стилистического или живописно качественного анализа, невозможно представить себе плодотворное изучение истории русского портрета вне контекста всей художественной культуры, поэтому так часты сопоставления портретов живописных с литературными, с театральными ролями, с жанрами од, элегий, поэтических посланий к друзьям, с романсами. Поэтому сквозь всю русскую прозу и поэзию проходит тема портрета, то становящегося „героем“ повести или стихотворения, то появляющегося, чтобы помочь выразить важную мысль автора
