Елизавета Мусатова
Время красивых людей
Предисловие
В открывающих титрах кино обычно пишут, что все события вымышлены и любое совпадение с реальностью случайно. “Время красивых людей” происходит в вымышленном близком будущем. От стадии черновика до выхода романа в печать для многих людей оно превратилось в страшное настоящее.
Наверное, последнее дело для автора – объяснять, что он хотел сказать в своей книге. Но мне важно написать несколько слов перед тем, как выпустить текст к читателю.
Есть большая история и есть люди, с которыми она случается. Я – не эксперт в большой истории. Этот роман – не про политический строй или устройство военных переворотов. Не стоит искать в нем доскональной достоверности. Он про то, что мне хорошо знакомо: про людей и их истории.
Я – практикующий психотерапевт. Ко мне приходят люди со своей болью, горем, бессилием и надеждой. Они ищут смысл и в процессе поиска соприкасаются друг с другом и вскрывают что-то тайное, становятся другому раной или исцелением, стеной или свободой.
Мне бы хотелось, чтобы выдуманный полыхающий мир стал не поводом для споров, а возможностью обратиться к собственной частной внутренней войне, которая жива во многих из нас. И, может быть, увидеть в историях несуществующих людей свой ответ на вопрос: когда все горит, что мне делать в этом времени?
Елизавета Мусатова,
январь 2022
Глава 1
Вешали геев.
Широкая улица Кнеза Милоша превратилась в человеческую запруду. Перекрестки перегородили железными заграждениями и автомобилями с разноцветными коронками городских таксопарков. У здания Парламента гудела, точно улей, протестная толпа. Кто-то уже расписывал из баллончика косыми слоганами стену изящного умытого здания. Шипела краска, плыл над головами едкий запах. То и дело кто-то выкрикивал слоган, и толпа подхватывала, орала в тысячу медных глоток.
Орала, но стояла на месте. По ту сторону заграждений стояли ряды жандармов в защитных шлемах и бронежилетах. Как холодной неэластичной мышце нужна растяжка для разогрева, чтобы прийти в кондицию для нагрузки, так и толпе нужно было прогреться чем-то, чтобы резиновые дубинки и слезоточивый газ перестали быть весомым аргументом, чтобы масса заревела, полыхнула безудержным балканским пламенем и рванула на штурм.
Кто-то успел отбежать в пекарню вниз по улице и спешно возвращался к своим, на ходу разворачивая бумажный промасленный пакет и откусывая от горячего бурека. Обертку человек выбросил тут же, на тротуар. Ее подхватил летний ветер и понес дальше, мимо толпы, мимо заграждений, мимо притихших парадных витрин магазинов одежды и бюро путешествий, к нарядной точно пирожное Цветочной площади. Ветер принес бумагу к ступеням памятнику писателю и демократу Бориславу Пекичу и прибил к белому камню.
Алиса сама не поняла, когда успела нашарить руку Мики и взять его узкую изящную ладонь в свою. Перевела взгляд с толпы на него. На тонкий профиль и густые темные ресницы. Мика дрожал.
А человек из пекарни вместо того, чтобы бочком ввинтиться в толпу, перешел на другую сторону дороги, сел на тротуар, снова откусил и принялся неторопливо жевать. Повернул голову вбок. Хмыкнул, когда увидел, что сидит у широкого окна, за которым внутри на подоконнике стояли радужные флажки, пирамида сувенирных кружек с радужной же символикой и лежали аккуратные стопки буклетов с заголовком «Белградский парад гордости». Человек затолкал пальцами в рот остатки бурека, отер руку о карман собственной куртки, уцепился за подоконник, подтянулся и прижал лицо к стеклу. В глубине помещения разглядел нескольких человек в углу. Выругался. Обернулся к толпе.
– Эй! – замахал рукой.
На крик обернулся рослый мужик в куртке военного кроя. За ним второй, коренастый и с бритым затылком. Бранное слово понеслось по рядам. Люди словно впервые увидели, что стоят напротив окна с радужными флагами. Зашумели громче.
В витрину полетел первый камень. Прыснуло битой стекло.
Толпа завибрировала, зашевелилась.
В витрину потекли люди.
Полетели на пол кружки, закружились на ветру буклеты.
Трое молодых ребят и две девушки, которые прятались в дальнем углу, закрывали руками головы от толпы. Один попробовал прорваться к выходу, но его взяли в клещи и передали по рукам обратно, как будто мяч в детской игре. С криками и хохотом толпа отвешивала тычки, дергала за одежду. Хрустело под подошвами стекло. Кто-то сорвал со стены большой разноцветный флаг, поднял над головой.
– Сжечь! – крикнул кто-то с улицы.
Толпа одобрительно заревела. Никто не понял толком, что или кого предлагали сжечь, но предложение всем пришлось по душе. «Сжечь!» – гаркнула полная женщина в футболке с гербом Сербии прямо над головой заложников.
Одна из девушек, со спутанными длинными волосами, потекшей тушью и разбитой губой, которая прикрывалась руками и повторяла «пожалуйста, пожалуйста», вскинула голову и диким взглядом посмотрела на женщину. Та смутилась от взгляда, отвела глаза в сторону. Точно по воздуху, ее смущение передалось стоявшим рядом мужчинам. Они попритихли.
– Гоните их, – мрачно сказал тот, что в военной куртке.
Ребят вздернули на ноги. Толпа не сразу, но расступилась, чтобы по узкому коридору дать им выйти на улицу. В спину летели тычки и оскорбления.
А кто-то уже скручивал из флага чучело и малевал приговор на обратной стороне таблички с входной двери. Табличку повесили чучелу на шею. Пустили по рукам на улицу. Кто-то уже щелкал колесиком зажигалки, но шальной весенний ветер не давал пламени разгореться.
– А ну, пусти.
Мужчина в военной куртке локтями протолкал дорогу к фонарному столбу и вокруг него образовалось пустое пространство.
– Неси сюда!
Под свист и улюлюканье мужчина сбросил куртку, а затем расстегнул пряжку ремня и одним движением вытянул его из шлевок. Вскинул руку с ремнем над головой. «Ууу!» – отозвалась одобрительно толпа.
Ремень обернули вокруг шеи чучела, а затем приладили мужчине за спиной на манер рюкзака. Тот потер руки и на удивление ловко начал карабкаться вверх по столбу.
– Вешай! – крикнул кто-то.
– Ууу!
Когда тряпичное тело повисло и закачалось, чистый женский голос затянул молитву. К нему присоединялись другие голоса, мужские и женские.
Вдалеке что-то рвануло. От звука взрыва толпа окончательно пробудилась. Повернулась к заграждениям у Парламента и пошла прямо на ряды жандармов.
Рвануло еще раз. И еще, с разных сторон.
К звукам толпы добавилось нарастающее механическое дребезжание. Его Алиса знала хорошо и распознать могла задолго до того, как увидит.
Танки.
– Пошли!
Мика моргнул.
– Пошли, ну!
Развернулась и увидела, что на другом конце перегороженной улицы
