Глава 1Грачев любил городок, в котором родился и вырос. Тихий, чистый, очень живописный Приреченск — в нем была особенная, интеллигентная провинциальность. Наверное, потому что рядом с ним находился дачный поселок «Лира», в котором участки давали деятелям искусства не первого эшелона — элита обитала в ближайшем Подмосковье, а их городок находился в ста километрах от столицы. Художники, писатели, режиссеры, мультипликаторы были его частыми гостями. И они не только отоваривались там в магазинах, отправляли письма с почты, посещали дом быта, но принимали участие в жизни Приреченска: организовывали творческие встречи, конкурсы художественной самодеятельности, рисунков на асфальте, помогали с благоустройством парка. И так на протяжении нескольких десятилетий. Многие из тех, кто ушел на покой, осели в «Лире» и стали своими для приреченцев. Например, скульптор Васильев. Когда-то он ваял статуи коммунистических вождей, а на пенсии увлекся изготовлением деревянных фигур и украсил ими Дом культуры. Или взять заведующую городской библиотекой, Эмму Власовну. В семидесятых годах прошлого века сборники ее стихов продавались во всех книжных магазинах СССР. Директором же музыкальной школы был композитор Вайцеховский, автор нескольких парадных маршей.
Грачев застал только Эмму. Но скульптуры Васильева видел, они до сих пор стояли в Доме культуры. А о Вайцеховском с восторгом рассказывала мама, окончившая музыкалку по классу баяна. Участком композитора сейчас владел главврач районной больницы. Соседние участки тоже были проданы людям, далеким от искусства. Ко всему, в Приреченске построили еще один завод по производству керамики, и появилось много пришлых, но городок все равно сохранил свою интеллигентность. Мама Грачева считала, что он так напитался культурой, что к нему грязь не липнет…
— Товарищ майор, — услышал Грачев оклик и обернулся. К нему быстро шагал старший лейтенант Константин Пыжов. Худенький, белобрысый, издали он походил на подростка. В его руке был зажат рабочий планшет.
— Я весь внимание, Костя.
— Личность погибшей опознана.
— Так быстро? — подивился Грачев. — При ней ни документов, ни телефона…
— Ее узнал водитель труповозки Димон, они когда-то соседями были. — И Костя передал планшет Грачеву.
— Эскина Кира Анатольевна, 1982 года рождения, — прочел тот. — Знакомая фамилия, но не женщина.
— Она сразу после школы в Москву переехала. Там и жила до недавнего времени.
— Когда вернулась?
— Димон точно не знает, но неделю назад столкнулся с Кирой на площадке, когда родителей навещал. Сказал, выглядела плохо. И была будто не в себе.
— А спустя семь дней мы находим ее тело у подножия старой водонапорной башни, — и Грачев глянул на нее, возвышающуюся над поросшим ивняком берегом. — Похоже на самоубийство.
— Нет, увы. На теле явные следы борьбы, под ногтями биоматериал: кровь, частички кожи.
Грачев тяжко вздохнул. Вот тебе и окультурились настолько, что грязь не пристает…
В Приреченске произошло убийство!
Первое за те семь лет, что Николай Грачев служил в местной полиции.
— Труповозка еще не уехала? — спросил он у Кости.
— Нет, тело грузят.
— Позови Димона.
— Лады, — и зашагал прочь.
Николай бросил дерматиновую папку на трухлявую лавку, затем уселся на нее. Май стоял дождливый, хоть и не холодный, и дерево было влажным, а на Грачеве голубые джинсы. Когда-то именно на этом участке берега собирались компаниями горожане. Тут и прогулочная зона имелась, и песчаный пляж. Праздник Нептуна проводился в День города, а это десятое июля. Но река обмелела, и зону отдыха перенесли в другое место. Там теперь не только пляж, волейбольная площадка, лавочки, аллеи, освещенные стилизованными под старину фонарями, но и летняя эстрада. На ней проводятся концерты, дискотеки и танцы для пенсионеров.
— Товарищ майор, звали? — услышал Коля густой бас водителя. Говорил он не только громко, но и картаво.
— Да, Дима. Расскажи мне о покойной.
— Да я ее плохо знал. Она старше меня на семь лет, а девушки с салагами не общаются. Когда я рос, она уже с женихами гуляла.
— Много их было?
— Да, Кира пользовалась у парней спросом. Но ничего лишнего не позволяла. Даже не обжималась ни с кем в подъезде. Просто крутила, вертела ухажерами. Она хорошенькой была. А какой веселой! Когда хохотала, все соседи слышали. Поэтому я удивился, когда увидел ее последний раз. Совсем другая: потухшая, изможденная. От былой красоты и следа не осталось.
— С кем она жила?
— Когда-то давно с матерью и братом. Но они оба умерли. Сначала Родя, потом тетя Таня.
— Что с ними случилось?
— У нее с сердцем проблемы были, не пережила инфаркта. А он с собой покончил в подростковом возрасте.
— Из-за чего?
— Не знаю. Я малой был, когда это случилось. Родя с сестрой погодками были, она на год всего старше. Помню только похороны. Но, уверен, в архивах найдутся материалы. Мать не верила, что Родя на себя руки наложил, считала, убили его. Расследование было. Но…
— Постой, — встрепенулся Грачев. — Я помню смерть этого парня. Вот откуда мне известна фамилия! Родион Эскин, мальчик — вундеркинд, который покончил с собой… сбросившись с крыши?
— А не утопился он? В закрытом гробу хоронили. Тело якобы раздуло.
Тут раздался автомобильный гудок. Это Диму звали, нужно было ехать.
Грачев отпустил его. Вскоре тоже направился к башне. Из ее двери как раз выходил старлей Пыжов.
— Кровь нашли на стенах, — сообщил он. — Взяли на анализ.
— Пошли, покажешь где.
Коллега кивнул и провел Грачева внутрь. Там была винтовая лестница. Узкая, порушившаяся. Ее перила давно пришли в негодность, и чтобы подняться, нужно было держаться за стену. Там-то и была найдена кровь.
— А на это почему не обратил внимания? — спросил у Пыжова товарищ майор. И указал на блестящую пуговицу.
— Тут полно мусора, сами видите.
Да, помещение было захламлено. Тут и пустые пивные бутылки, и какие-то тряпки, и банки консервные. Все пыльное, грязное. На двери башни имелся замок, но его постоянно сбивали то романтичные подростки, желающие с высоты посмотреть на закат, то алкаши — увы, они тоже были в напитанном культурой Приреченске.
— Пуговица блестящая, — Коля поднял ее с пола. — Оброненная совсем недавно. И она вырвана с корнем.
— Да, тут нитки, — согласился с ним Пыжов. — Причем и обычные, катушечные, и шерстяные. Или даже кашемировые?
