1 Глава
– Леська, поставь эту вазу в центр стола! Да, вот так. Хватит её крутить, все цветы осыпаются, не видишь, что ли!? – суетливо командует мать, мечась по нашей гостиной.
Возведя глаза к потолку и тихо вздыхаю.
До праздничного обеда, на который мы ждём самых “важных”, по словам отца, людей, осталось каких-то полчаса. И вот уже пятнадцать минут мама не может определиться, куда поставить вазу с заказанными для этого самого обеда цветами. Вы понимаете, насколько “важные” люди придут в наш дом, что ради них запекли не только утку, нашпигованную яблоками, и гуся, купленного на ярмарке, но даже достали столовые приборы, передаваемые в нашей семье по наследству, и постелили на стол парадную скатерть?
У папы юбилей, а мы впервые не можем позволить себе арендовать для такого случая ресторан. Маме пришла идея собрать всех его знакомых у них дома, как в старые добрые времена, когда они были молоды и денег на рестораны не было ни у кого их них. На удивление эту идею поддержали почти все.
– Мам, думаешь так важно, где она будет стоять? Может, вообще сюда, – показываю на небольшой журнальный столик, – чтобы не мешалась? Нас за столом сколько будет? Мы за этим кустом друг друга не увидим.
– Леська, делай, как я говорю, – отмахивается мама, дополняя жест зажатым в руке кухонным полотенцем. – И Динку разбуди, сколько можно спать? А Толя где? Боже… вся семья разбежалась по углам, не найти! Будто этот ужин необходим мне одной!
На самом деле этот праздничный обед больше для папы, чтобы встретиться со старыми друзьями и поднять его моральный дух. Он до сих пор тяжело воспринимает крах своего бизнеса и банкротство, хотя прошло уже больше года. На фоне этого у него просело здоровье, что подкосило не только его, но и всё наше большое и более-менее дружное семейство. Папа у нас центр клана, как шутливо называет нашу семью Земцовых бабуля.
– Обед. Сейчас время обеда, – тихо проговариваю, ставлю вазу в центр стола и стряхиваю мелкие лепестки цветов, попавшие на кристально белые тарелки с мелким золотистым узором по краю.
Эти тарелки в своё время стоили как месячная аренда квартиры, которую я сейчас снимаю. Остатки былой роскоши, с которой мама не смогла расстаться.
Надо отдать ей должное: потеряв возможность ездить на огромном белом “кайене” по своим любимым косметическим и спа-процедурам, она не бросила отца в беде. Не развелась с ним и не устраивает истерики. Разве что иногда.
– Дина, вставай. Скоро гости приедут, – тормошу за плечи сестру и стягиваю с неё толстое одеяло. Оказывается, эта коза давно не спит.
– Отстань.
Лежит себе под одеялом с телефоном и наполовину пустой упаковкой печенья.
– Тааак, – тяну зловеще, и ставлю руки на талию, упирая кулаки в бока. – Ты чего не встаешь? Маме там помощь на кухне нужна.
– Вы там без меня не справитесь, что ли? Я вообще выходить не планирую. Толик мне еду принесёт контрабандой. Не хочу с пенсионерами, из которых уже песок сыплется, флиртовать и любезничать, – сестра строит лицо, полное отвращения, и, выдернув у меня одеяло, опять накрывается им с головой.
Здесь я не согласна. Отец, хоть и правда человек уже в возрасте, как и мама, всегда умел собирать около себя людей разных возрастов, социального статуса и вероисповеданий. И ничего не мешало ему поддерживать со всеми ними контакт. В трудной ситуации многие, конечно, от нас отвернулись, но то небольшое число друзей семьи, которое осталось рядом, теперь на вес золота.
– Ради папы потерпишь, – шиплю на сестру и сдергиваю ту с кровати под недовольное ворчание и визг, от которого закладывает уши. – Брысь в ванную и чтоб через десять минут была в гостиной.
– Да, мамочка, – бормочет Динка, уворачиваясь от подушки, которую я послала вслед её окрашенной в светлый макушке.
От дальнейшей перепалки и моего рукоприкладства её спасает звонок в дверь. Поправив завитые плойкой волосы и натянув на губы приветливую улыбку, спешу открыть.
Распахиваю дверь и замираю.
Чувствую, как сердцебиение на секунду замирает, а затем ускоряется, начиная качать кровь в ускоренном режиме. Улыбка моя вянет, а ладонь, которой я держусь за дверную ручку, предательски влажнеет.
Мой взгляд направлен на мужчину, который стоит напротив и с интересом рассматривает меня в ответ. Только, пока я замираю на его красивом лице, борясь с тревогой и паникой, он скользит взглядом, ощупывая мои босые ноги и голые лодыжки, поднимается вверх к коленям и, спотыкаясь о край простого синего платья, следует выше. Пока не достигает моего лица.
– Здравствуй… те, – бормочу, с трудом вспоминая буквы и правила их сложения в слоги и слова. – А ты… вы к… к кому?
Ну конечно, я хочу сказать другое, но фраза: “Какого чёрта, ты делаешь на пороге дома моих родителей?” – застряла у меня в горле тугим комом.
Этот парень… мужчина… был моей пилюлей утешения или ошибкой, я пока так и не решила, что для меня значила та ночь, которую я позволила себе совершить пару недель назад. И с удовольствием бы о ней… нём забыла! Только сейчас “тотчьëимяменяневолнует” стоит передо мной во всём своём тестостероновом великолепии и, ухмыляясь, почëсывает тёмную бровь.
– Видимо, удачно ошибся адресом, – говорит он и переводит взгляд на номер квартиры, написанный чёрным маркером на подъездной стене под нашим звонком. – Или нет…
В нашем подъезде он выглядит слегка инородно. В шикарном синем костюме и белоснежной рубашке, ворот которой накрахмаленной стоит, а в его начищенные туфли можно любоваться как в зеркало… Когда мы виделись последний раз на нем были джинсы и серая футболка, и он точно не выглядел, так будто входит в список от Форбс.
– Леся! Ты чего гостей на пороге держишь!
Вздрагиваю от голоса матери и смотрю на её улыбающееся лицо, возникшее рядом с моим плечом. Он приглашен? Папин друг? Он?
Возвращаюсь взглядом к мужчине.
– Как я рада, дорогой, что ты всё-таки нашёл время, я даже не надеялась! Сергей будет очень рад, такому сюрпризу!
Дорогой?
Мама отпихивает меня в сторону и приглашает зайти в квартиру мужчину, с которым мы несколько недель назад не один раз измяли идеальные гостиничные простыни. Не удосужившись при этом даже обменяться именами и другими контактами. Я планировала сделать это утром. Но проснувшись, по закону жанра в номере была лишь я одна.
– Ого, – громко шепчет сестра, округляя глаза, садясь
