@importknig
Перевод этой книги подготовлен сообществом "Книжный импорт".
Каждые несколько дней в нём выходят любительские переводы новых зарубежных книг в жанре non-fiction, которые скорее всего никогда не будут официально изданы в России.
Все переводы распространяются бесплатно и в ознакомительных целях среди подписчиков сообщества.
Подпишитесь на нас в Telegram: https://t.me/importknig
Дэвид Гоггинс «Не закончено. Освободите свой разум и выиграйте войну внутри себя»
Оглавление
Введение
Глава 1. Максимально используйте минимальный потенциал
Глава 2. Счастливого Рождества
Глава 3. Ментальная лаборатория
Глава 4. Возрожденный дикарь
Глава 5. Ученик дисциплины
Глава 6. Искусство попадания в рот
Глава 7. Расплата
Глава 8. Играть до свистка
Введение
Это не книга для самопомощи. Никому не нужна очередная проповедь о десяти шагах, семи этапах или шестнадцати часах в неделю, которые избавят их от застоя или провала в жизни. Зайдите в местный книжный магазин или зайдите на Amazon, и вы погрузитесь в бездонную яму самопомощи. Потреблять ее должно быть приятно, потому что она действительно продается.
Жаль, что большинство из них не работает. Не по-настоящему. И не навсегда. Вы можете видеть прогресс то тут, то там, но если вы сломлены, как я, или застряли в бесконечном плато, пока ваш истинный потенциал растрачивается, одни лишь книги не могут и не хотят вас исправить.
Самопомощь - это причудливый термин для самосовершенствования, и хотя мы всегда должны стремиться стать лучше, совершенствования часто бывает недостаточно. В жизни бывают моменты, когда мы становимся настолько оторванными от самих себя, что нам приходится заново прокладывать провода в наших сердцах, умах и душах. Потому что только так можно заново открыть и зажечь веру - то мерцание во тьме, которое способно запустить вашу эволюцию.
Вера - это грубая, мощная, первобытная сила. В 1950-х годах ученый по имени доктор Курт Рихтер доказал это, собрав десятки крыс и опустив их в стеклянные цилиндры глубиной тридцать дюймов, наполненные водой. Первая крыса некоторое время барахталась на поверхности, а затем поплыла на дно, где искала аварийный люк. Она умерла в течение двух минут. Несколько других крыс последовали тому же примеру. Некоторые продержались до пятнадцати минут, но все они сдались. Рихтер был удивлен, ведь крысы - чертовски хорошие пловцы, но в его лаборатории они тонули без особой борьбы. Поэтому он изменил тест.
Поместив следующую партию в банки, Рихтер наблюдал за ними, и как раз перед тем, как показалось, что они вот-вот сдадутся, он и его техники взяли крыс, вытерли их полотенцем и держали достаточно долго, чтобы их сердцебиение и дыхание нормализовались. Достаточно долго, чтобы на физиологическом уровне они поняли, что спасены. Они проделали это несколько раз, прежде чем Рихтер снова поместил группу крыс в эти зловещие цилиндры, чтобы проверить, как долго они продержатся сами по себе. На этот раз крысы не сдались. Они плавали, отрывая свои естественные задницы... в среднем по шестьдесят часов без еды и отдыха. Одна плавала восемьдесят один час.
В своем отчете Рихтер предположил, что первая группа испытуемых сдалась, потому что была безнадежна, а вторая так долго сопротивлялась, потому что знала: возможно, кто-то придет и спасет их жалкие задницы. В наши дни популярно мнение, что вмешательство Рихтера запустило переключатель в мозгу крыс, который осветил силу надежды, чтобы мы все увидели.
Мне нравится этот эксперимент, но надежда - это не то, что попало в этих крыс. Как долго длится надежда? Может быть, поначалу она и вызвала что-то, но ни одно существо не будет плыть по течению шестьдесят часов подряд, без еды, питаясь одной лишь надеждой. Им нужно было что-то гораздо более сильное, чтобы продолжать дышать, брыкаться и бороться.
Когда альпинисты покоряют самые высокие вершины и самые крутые склоны, они обычно привязаны к веревке, закрепленной на якорях во льду или скале, чтобы, поскользнувшись, не скатиться с горы и не разбиться насмерть. Они могут упасть на десять или двенадцать футов, затем встать, отряхнуться и попробовать снова. Жизнь - это гора, на которую мы все взбираемся, но надежда - это не точка опоры. Она слишком мягкая, пушистая и мимолетная. За надеждой нет никакой сути. Это не мышца, которую можно развить, и она не имеет глубоких корней. Это эмоция, которая приходит и уходит.
Рихтер прикоснулся к чему-то в крысах, что было почти нерушимо. Может, он и не заметил, как они приспособились к испытанию "жизнь или смерть", но они должны были придумать более эффективную технику сохранения энергии. С каждой минутой они становились все более выносливыми, пока не начали верить, что выживут. Их уверенность не угасала по мере накопления часов, а только росла. Они не надеялись на спасение. Они отказывались умирать! Как мне кажется, именно вера превратила обычных лабораторных крыс в морских млекопитающих.
Существует два уровня веры. Есть поверхностный уровень, который так любят проповедовать наши тренеры, учителя, терапевты и родители. "Верьте в себя", - говорят они, как будто одна только эта мысль может удержать нас на плаву, когда все шансы в битве за жизнь оказываются против нас. Но как только наступает усталость, сомнения и неуверенность в себе проникают внутрь и рассеивают эту хлипкую веру.
А еще есть вера, рожденная в стойкости. Она рождается в результате того, что вы прокладываете себе путь через слои боли, усталости и разума, игнорируя постоянно присутствующее искушение бросить дело, пока не нащупаете источник топлива, о существовании которого даже не подозревали. Тот, который устраняет все сомнения, заставляет вас быть уверенным в своих силах и в том, что в конце концов вы одержите победу, если будете продолжать двигаться вперед. Это тот уровень веры, который может опровергнуть ожидания ученых и изменить все. Это не эмоция, которой можно поделиться, и не интеллектуальная концепция, и никто другой не может дать вам ее. Она должна возникнуть изнутри.
Когда вы теряетесь в море и никто не приходит вас спасать, есть только два варианта. Либо вы будете упорно плыть и придумывать, как продержаться столько, сколько потребуется, либо утонете. Я родился с дырками в сердце и серповидно-клеточным синдромом, а детство прошло под воздействием токсического стресса и проблем с обучением. У меня был минимальный потенциал, и к тому времени, когда мне исполнилось двадцать четыре года, я понял, что
