Джон Браннер
НЕОБХОДИМЫЕ ДВОЕ
ОНИ ВСТРЕТИЛИСЬ — двое абсолютно чужих. Встреча, которая принесла славу одному из них и позор другому. А результатом была потеря бесчисленных жизней.
Вот история того, как это началось.
В нем происходила Перемена. В нем? Без сомнения: эта особь не предназначалась приносить потомство. Но в остальном его личность оставалась еще несколько неопределенной. Имени в прямом смысле слова у него не было. Он имел обыкновение испускать звук, что-то среднее между шипением и визгом — «Чшвиит», и звук этот определял его как члена его вида, с обертонами латентной самцовости. Ну и конечно, он знал, какие модуляции употребить, обозначая свой клан и свою касту внутри клана. Но это относилось больше к его семье, чем к нему самому, да и прибегать к ним приходилось редко. У его расы, халиан, опознавательным признаком служил запах, а в его возрасте начатки личности в нем не заслуживали внимания взрослых.
Однако последние два сезона он все больше избегал общества своих ровесников и проявлял признаки раздражения даже в присутствии самых близких родственников; и уже не откликался на вызовы других детенышей подраться, вступая в потасовку, больше напоминавшую игру, но либо презрительно их не замечал, либо — если его слишком задирали — дрался так, что несколько раз мог бы прикончить противника, если бы не вмешивались другие.
А потому в назначенный день его увезли в глухое место в дальнем уголке планеты, где ему предстояло выжить, полагаясь только на себя, пока за ним не прилетят. Если его найдут живым, он будет признан взрослым. Ему дали пояс с двумя сосудами — для твердой пищи и для жидкостей, содержимого которых должно было хватить дня на три. А дальше ему предстояло самому о себе заботиться. Но воды тут было мало, а добычи еще меньше. К тому же здесь же проходили испытание сотни таких, как он. По обычаю халиан. Если испытуемый отбирал чужую добычу или даже жизнь, это наказанию не подлежало, раз дело шло о спасении собственной жизни, однако подобных крайностей следовало избегать, поскольку таким образом ты навлекал на себя вражду всего клана убитого, а среди кланов были и очень могущественные.
Вот о чем он думал, пока доставивший его сюда летоплан с ревом растворялся в мареве заката. И все-таки он чувствовал себя великолепно. Вокруг места, где его высадили, валялись кости его предшественников, но даже они не могли охладить неуемную радость такого полного одиночества. Ему объясняли, но только теперь он по-настоящему понял, в какой мере Перемена заставит его жаждать огромных диких просторов после тесноты многосемейной деревни, где он рос.
С наступлением темноты он уставился на небо. Небосвод был чист и весь усеян яркими точками — словно проколы острых когтей. Всеми фибрами своего существа он мучительно желал, чтобы когда-нибудь ему дозволили бродить по самому необъятному простору — по пустоте выше воздуха. Сколько он себя помнил, ему отчаянно хотелось вступить в ряды межзвездных бродяг превращая в добычу все низшие виды, не для пищи, а для использования, привозя домой богатства, которые сделают его потомков уважаемыми, знаменитыми, а может, даже основой нового клана!
Он очнулся от грез. Чтобы его честолюбивые желания осуществились, он должен выйти живым из этого испытания. Но и когда он выбирал безопасное место для ночлега, мысли его были заняты звездными бродягами, покорителями.
Как и мысли Юрико Петровны, хотя по совсем иной причине.
И, собственно, она об этом даже не знала.
Она (местоимение было верным, хотя она не родила ни одного ребенка и не собиралась рожать) принадлежала не к низшим из низших во Флоте. Ее звание внушительностью превосходило ее действительное положение. Официально она была пилотом и командовала сверхскоростным звездолетом, а на деле — практически пассажиром на борту одноместного разведчика столь многочисленного класса, что им даже не давали названий… хотя своего она мысленно называла Одром. Из уроков истории она знала, что когда-то это слово означало заморенного-старого коня. Кроме того, это было сокращение глагола «одергивать», существовавшего и поныне. Одергивать, ставить на место, ворчать. Ее корабль переоснащали так часто, что, пожалуй, от первоначальной модели остались только кое-какие распорки да балки, и подобным реликтам было уже свыше ста лет. А всякий раз, когда она пыталась отдать команду, компьютер спорил с ней: предупреждающе вспыхивали лампочки, и его голосовое устройство начинало резко возражать. Так что кличка подходила в любом смысле.
Как и пятьдесят таких же стажеров в сходных кораблях, она получила одно из самых рутинных для Флота заданий: искать — почти наверное без толку — пропавший торговый космолет, который не вернулся вовремя в контролируемое Флотом пространство с одной из дальних колонизированных планет.
Однако для нее, если не для ее сотоварищей или тех, кто распорядился о поисках, это был особый случай. Пропавший космолет назывался «Хризантема» и был назван так капитаном в честь национального цветка его матери на Земле.
Его матери… но и матери Юрико, хотя у них была двадцатилетняя разница в возрасте.
Понимало ли командование Флота, как тяжело они травмировали ее психику, когда приказали ей принять участие в поисковой партии? Дурацкий вопрос! Еще как понимали! Все подобные данные сразу же поступали к ним из колоссальных блоков памяти. Следовательно, ее подвергают испытанию для проверки, не скажется ли эмоциональная нагрузка на ее способности здраво оценивать положение во время долгого одиночества в космосе. В каком-то смысле даже лестно: значит, они намечают ее для повышения. Только способные мыслить с холодной трезвостью, только те, кто справляется с самыми стрессовыми ситуациями, могут достичь верхних эшелонов командования Флота.
«Но мой собственный брат!..»
Вздохнув, она вернулась в настоящее.
Из всего, что могло произойти с «Хризантемой», вероятнейшим был несчастный случай при выходе из гиперсвета. Даже самые быстродействующие компьютеры не могли согласовать все различия между нормальным пространством и невообразимой зоной, лежащей за скоростью света. Порой даже в кубических парсеках, контролируемых Флотом, что-то нарушалось: масса крохотной черной дыры, оставшейся с момента возникновения времени, могла исказить данные, указывающие, где следует вернуть корабль в нормальную вселенную; или не поддающаяся обнаружению частица антиматерии могла оказаться в точке возвращения и вступить в реакцию с корпусом и затопить его системы взбесившимися атомами и губительной радиацией…
Но последнее время начали ходить слухи об одной опасности — особенно в зоне, в которой вела торговлю «Хризантема». (Она привыкла думать о космолете в прошедшем времени
