Людям отступать некуда. За нами – пещеры.
Александр Невзоров
Предыстория
Истоки в расфокусе: дымчатые нити воспоминаний тянутся в хрустальное детство. Как там было у классика: «Колыбель качается над бездной…»
– Я ем всё, – сказал мой дед.
Он весит ровно сто кило, чем гордится несказанно, и заглатывает по крутому яйцу зараз.
– И даже кирпичи? – спросил наивный маленький я.
– Ты что – идиот? Нет, я ем всё съедобное.
Ну а я нет. И я бы хотел рассказать о вегетарианстве.
Слабо затемненный зал поселкового ДК заполнен едва на треть. Фигурка небольшого человека почти не видна за основательной трибуной.
«Здравствуйте, меня зовут Вадим и я вегетарианец уже семь лет…
/жиденькие аплодисменты/
…Нет, я не умер от истощения, не скукожился от измождения и не сошел с ума от большого ума. Всё это роскошество мне с оттягом гарантировали семь лет назад, когда я встал на такую скользкую дорожку. И моё мнение за этот период не изменилось: высших животных нельзя ни убивать, ни есть. Как и человека, впрочем».
«Спасибо, Вадим! Но, хотелось бы узнать вкратце: в чем суть твоей безумной затеи, или идеи, или… что там у тебя?»
Хорошо. Это не блажь, не закидон, не понт, а осознанная жизненная позиция. Твердое убеждение, что человек имеет право поедать, а что – нет. И я далеко не новатор в такой постановке вопроса. Любая религиозная или морально-этическая система предполагает некий кодекс в отношении еды. И у каждого одиночки определенные табу в этом отношении имеются. Впрочем, если вам кажется, что я не прав, то даже научный атеист дед под давлением брал некоторый откат. Слушаем продолжение диалога из моего детства.
– Ну, а кошку или крысу ты бы съел? – не отстаю я.
Ответ предваряет долгий придирчивый взгляд, излучающий сомнение, что его сын всё сделал правильно.
– Я ем всё, что находится в холодильнике, а ты выкобениваешься: это не хочу, то не буду. Вот к чему я это сказал.
И вот мы еще на порядок сузили человеческую всеядность. До размеров и принципов наполнения холодильника. Продолжения диалога, конечно же, не было, я его придумал, но суть этого экскурса очень проста: у каждого есть естественные ограничения – что он готов взять в рот, а что нет. (Если вы сейчас подумали о непотребстве: «Shame on you!») Вы не стали бы есть попискивающую мышь под полом даже с сильной голодухи. То есть не всё мясо выглядит привлекательным. Не сожрали бы своё домашнее животное, потому что его жалко. Но почему не жалко всех остальных? Они также чувствуют боль и страх, им тоже хочется жить. Они милые и забавные (по крайней мере – детёныши). Мне возразят, что люди – хищники (или всеядные, как мой покойный дед), но сырой кровоточащий кусок мяса на прилавке, облепленный мухами и слегка пованивающий, также не вызывает особого аппетита.
Человек овладел огнем гораздо позже, чем сформировался его уникальный генотип как отдельного биологического вида, и в этом генотипе нет ни огромных когтей, ни здоровенных клыков, чтобы разрывать агонизирующую плоть другого животного. Из-за нехватки привычной растительной пищи в течение первого миллиона лет своего существования людям приходилось быть падальщиками, в сырую поедая гниющие трупы мертвых животных, пока мы не научились обрабатывать мясо термически.
Овладение огнем действительно помогло нашим предкам быстро прожевывать мясо, в том числе и своих удивленных приятелей: доказан факт, что первобытные люди были каннибалами (конечно, в основном по причине голода, но ритуальное людоедство практиковалось у различных племен вплоть до последнего времени).
/Мало кто знает, что еще 40 тысяч лет назад съезд Всеплеменного объединения знахарей-шаманов (ВОЗш) признал отказ от каннибализма особо тяжким психическим расстройством. (Так как в человеческом мясе содержатся все необходимые питательные элементы для человеческого организма, что очевидно, не правда ли?) После чего всех заболевших по обыкновению принесли в жертву, в соответствии с санитарными нормами зажарили и с аппетитом съели./
И мне хочется верить, что мы сделали качественный скачок в своем развитии с тех пор. Как минимум – больше не жрем ни падаль, ни друг друга (только если по предварительному согласию, как два забавных немца). Почему же не идти дальше в этом направлении и не стать еще более цивилизованными?
Зачем апеллировать к традициям и биологической природе, если эти традиции жестоки, а природа ужасна?
В принципе, любые отсылки к темному прошлому никого не красят. И чем пристальнее вы будете изучать жуткую древнюю историю человека, тем больше отвращения и разочарования вы обретете в бессрочное пользование. Homo sapiens утвердился на планете как главенствующий вид после геноцида своих ближайших родственников – неандертальцев. И в дальнейшем принял эту методу как лучший способ решения любых проблем.
И только в современности наметились тенденции к гуманизации человечества в сфере защиты прав людей и высших животных и охраны окружающей среды.
Но эти идеи не только декларативные. Если ты чувствуешь причастность к миру вокруг, нужно заставить себя начать делать хоть что-то важное.
Вообще, любое ограничение (в том числе и ограничения в еде), которое человек налагает на себя сам, свидетельствует о более высоком уровне его нравственного развития и повышенном чувстве ответственности в социокультурной сфере. Кроме того, запретить себе что-либо – это неплохая практика для развития силы воли.
Почему же так трудно даже попытаться?
Ведь любому же нормальному человеку, казалось бы, свойственна жалость не только к другим людям, но и к животным. Да?
На самом деле обычному человеку, как правило, присуще безразличие ко всему, что он не видит своими глазами. Взрывы в Ираке и Пакистане, геноцид в Судане или Руанде, всё это не волнует умиротворенного европейского обывателя. И только теракты в Париже или Берлине способны пробудить бюргера от телевизионной дремы: «О! Это уже ближе! Сколько, сколько же жертв?» Чужое страдание его шокирует, только если брызги свежей крови вихрем долетают и пятнышками оседают на рукавах его белой сорочки.
Довольно глупо апеллировать о правах животных к людям, что и человеческую жизнь не ценят ни черта. Но я к ним и не обращаюсь, я не настолько наивен. Я надеюсь достучаться до тех, кому такие отвлеченные гуманитарные ценности, как сострадание и милосердие, не стали окончательно чужды в мире победившего имморализма постмодернизма и усвоенных принципов Realpolitik.
Вегетарианство – это, в первую очередь, деятельная реализация
