Врач – философ:
ведь нет большой разницы
между мудростью и медициной
(Гиппократ)
Прекрасная зеленая
– Я красивая… Я полезная… Французы, даже, в мою честь, назвали фильм. Я, конечно же, его не видела.
Лечащий врач, а может быть больной человек, не слышит тихой реплики из небольшой бутылки.
А может быть, это произносит сама бутылка. Или бутылек… Нет бутылка, она же женского рода.
– Эй, о чем вы!? Это же, мой монолог. А не какого-то там лекаря, или больного человека… Кстати, оба мужского рода.
Ехидному тону, препарата первой необходимости, недоставало горечи в интонации. Зато бахвальства было с избытком.
– Когда мною прижигают раны. Людям становится лучше. С моей помощью, особенно когда меня много, они становятся похожи на летнюю…, яркую…, сочную… Флору! И если бы, раны были на все тело, homo sapiens бы стал идеальнее… зеленее… Да… Я способна изменить мир… Красота!
Срок годности, вопиющего раствора, остался позади. Но мнение, так же, как и самомнение, не подвластно законам времени… Стихи!
– Я бриллиантовая… Не то что, этот зануда…, йод… фиолетовый. Он, даже, быстро смывается. Мерзкий тип.
В медицинской энциклопедии, лежащей под коробкой, отмечено что, «…йод, это редкий элемент… был открыт в 1811 г. французским химиком Куртуа…»
– Да знаю! Я же говорю – редкая сволочь. Эти homo монстры, читают, иногда, про нас, эти книги…, вслух. А я вот, не могу вслух. У меня же, нет ни головы…, ни, этого, как его…, – губ.
Аптечное средство обиженно замерло, еще на некоторое время. Бумажная этикетка, свидетельствовавшая, также, о составе и производителе «полезнейшей» пассии, еще больше пожелтела.
– Вот, по этому, и, остается мыслить, про себя.
(Бриллиантовый зеленый)
Блестящий педант
– Кто они…? что они…? без меня. Вы только подумайте: меня мыли… меня кипятили… меня протирали спиртом… Я самый чистый… Я самый стройный…
На дне коробки, между пахнущими бутыльками и упаковками, уютно расположился, никелированный, стройный ловкач.
– Ни одна человеческая ткань, не устоит перед моими прелестями. Блеск в моих глазах ошеломляет окружающих, они, даже, отражаются во мне. А в чьих руках, мы бываем? Кто вершит нами чудеса медицины? Кто спасает человеческие жизни? Это, не какие-то там, санитарки-медсестры. Это не какие-то там, терапевтики-оглоедики. Это хирурги! Это профессура!! Это свет нации!!!
Конечно же, данный инструмент, тоже незыблемо замер, в характерной позе, между инакомыслящими, разнообразными соседями.
– Нет. Не подумайте, что я расист. Я скорее пацифист… Но, я видел смерть… Как там в песне поется:
«Дрогнула рука молодого хирурга…»
– И тем не менее, я не люблю насилия. Хотя, моих более тупых, и не отесанных, кухонных собратьев, постоянно используют в агрессивных, силовых и бытовых противостояниях. Ими, даже чистят морковку!!! – вскрикнул инструмент. – Бред, какой-то!
Легкая ржавчина, пятном грусти, покрыла край рукоятки.
– Да. Я тоже, не идеальный. Особенно, когда меня используют, не по назначению. Когда мною пытаются открутить, или еще хуже, закрутить, какой-то металлический винтик-шпунтик. Я же, из-за этого, тупею…
В отличие от прочих острых единомышленников, произведенной партии, медицинского инструментария, данный поэтический экземпляр, лишь однажды использовался в операционных целях, по причине, последующего позорного пребывания, в коммунальной квартире вороватой санитарки.
– Да. Я уже тупой. Давно, по мне скучает, Чья-то печень…
(Скальпель)
Изящное приспособление
Воодушевленное перспективою человеческого «исчадия», резиновое легкосжимаемое приспособление, бледно розовеет, покорно ожидая своего часа.
– Это теперь я, пустая, сдутая безделица, в бесполезной коробке… В лучшем случае, мягкая игрушка, гоняющая воздух, или примитивная брызгалка, в детских беззаботных забавах.
Прижатое, бесполезными упругими товарищами, грушевидное изделие, покорно выдохнув, все же, наполнено полезными воспоминаниями.
– И лишь однажды, когда восторжествует бесполезность научно-фармацевтического прогресса, когда современные медицинские препараты и традиционные колдовские чары-травы, окажутся не эффективными, приходит мое космополитское время. Покоряются и разрушаются консервативные устои внутреннего, темного мира человеческого существования. Пронзительным потоком струй и брызг смываются камни и твердыни издержек пищеварения.
Бледная изящная поэтесса представила, как грациозно рассекает упругие мясистые тернии, стремительно распространяя волшебные целебные грезы, ускользая наружу.
– Сосредотачиваясь со мной, человечество испытывает незабываемую порцию чистилища, от собственного, порабощающего недуга.
(Клизма)
Коробка для обуви
– Словно Ноев ковчег, бросает меня создательница, в круговерти своих болячек, от одного страдальческого берега к другому, от мигрени к поносу, от насморка к подагре. Вчера, например, с нескромным бормотаньем, дрожащими руками, рылась во мне, у берега «похмельного синдрома». Она еще та чудачка! На прошлой неделе, когда пьяная, порезалась на кухне, обнаружила во мне, скользкое резиновое изделие, одноразового представителя клана обертки, которое ее внуки спрятали, в прошлом году. Натянула его на забинтованный пальчик, и поперла куховарить, под возгласы соседствующих вдов. Хе-хе.
«45». Выгоревшие надписи, лукавым символом, напоминают о возможных «баба-ягодных» сердечных коллизиях, хозяйки мудрствующего саркофага. А, возможно, это подлинное свидетельство о размере обуви, предыдущего собственника, картонного параллелепипеда.
– Банки, склянки, ящики, пакеты – все это мы, – незаменимые атрибуты рыночной экономики. Без обертки и коробки не обходится ни маркетинг, ни одна из отраслей современной индустрии. Коляски, саркофаги, пакеты и коробки – также необходимый элемент знаковых событий в судьбе цивилизации. Даже атмосфера, прозрачной жизненной скорлупой, обволакивает и оберегает волнующийся, вращающийся шарик.
Надорванный край полезнейшего ящика, украсили высохшие пятна, не произвольного органического импрессионизма.
– Меня рвут… В меня тошнят… Я – королева… И я кончаю…