Взглянув в зеленые глаза напротив, он понял, что его внешность еще недостаточно идеальна. Усилием воли на его правой щеке взбух то ли чирей, то ли вулкан и с очаровательным лопающимся звуком изверг наружу отвратительно черно-зеленую жижу.
– Вот, так-то будет хорошо, – любовно оглядывая свою обретенную красивую симметричность, произнес Гадоврат Смрадный.
В глазах подвешенного мужчины он явственно увидел чудесную смесь отвращения и ужаса.
– Что не нравится? – спросил Гадя. Затем он специально соскреб двумя пальцами мерзкую субстанцию со своего гниющего лица. Посмотрел на этот шедевр влюбленными глазами и, ловко пощекотав умелыми пальчиками в разных местах у подвешенного мужчины, улучил момент, когда тот открыл рот, и запустил туда свои измазанные пальцы. С самодовольной ухмылочкой он наблюдал, как исказилось лицо подвешенного, а затем тот извергнул содержимое своего желудка на пол.
– Чудно-чудно, – сказал Гадя трепетно потягивая ноздрями запах свежайшей блевотины. Внутри его что-то откликнулось, и он почувствовал голод.
– Пошел ты на х…й, гребаный урод, чтоб ты сдох… – обливаясь слюнями, изрек подвешенный мужчина и попытался плюнуть в лицо Гади.
– Мм-м, хорошая идея, это будет моим аперитивчиком, – Гадя почти пропел свои последние слова.
Он подошел к мужчине вплотную и начал буквально обнюхивать его.
– Мм-м, а деточка созрела, созрела-а-а-а– – удовлетворенно пропел Гадя, – ну давай поглядим, что у нас там под оберточкой-то.
Он ловким движением своего острого как лезвие когтя взрезал одежду мужчины. Легкими лоскутами, словно хлопьями разноцветных листьев, она упала на пол. Гадя как завороженный смотрел на этот чудный листопад. Из его груди исторгся вздох восхищения. Он еще секунду смотрел на эту кучу одежды, а потом щелкнул пальцами и крикнул: «Быстро уберите эту кучу тряпья!»
Из тени появился ковыляющий зомби с пустыми глазами и послушно убрал разноцветные тряпки.
– Как же они жалки, – сказал брезгливо Гадя, глядя в след удалявшемуся зомби.
– Неужели ты бы хотел стать таким как эти? – вопросил Гадя у обнаженного мужчины.
– Я бы хотел, чтобы ты засунул свою чертову башку в свою сраную жопу и задохнулся, мерзкий говнюк.
– Слушаю и повинуюсь, – неожиданно для мужчины сказал зеленовато-серый гниющий зомби.
С серьезным лицом, насколько это вообще было возможно, он согнулся, вытянул насколько мог шею и разверз свой анус, испещренный сотней маленьких и острых зубов, которые устрашающе сверкали и вселяли ужас в висящего мужчину. Через мгновение голова Гади скрылась в его заднем проходе. Еще через мгновение раздались чавкающие звуки, Гадя повалился на пол и стал истошно кричать. А через некоторое время без движения замер на полу. Мужчина выпучил глаза и вдруг засмеялся. Он продолжал смеяться, смех перекатывался по помещению словно по внутренностям бочки. И вдруг он понял, что слышит не только свой смех. Перестав смеяться, он удостоверился в этом, и ощущение непередаваемой жути охватило его и выжало душу сквозь чудовищные пальцы. Смех продолжался. Мужчина ошарашенно уставился на тело, которое внезапно "ожило" и подрагивалось в припадке эпилептического смеха.
С чмоком Гадя вытянул голову из ануса, его губы растянулись в черно-зеленой улыбке, прерываемой взрывами хохота.
– Ну как тебе понравилось шоу, малыш? – он вопросительно заглянул в глаза мужчины.
– Пошел ты на х…й, извращенец еб…ный, – мужчина мерно покачивался в такт своим словам.
– Ой, да, я совершенно забыл. Ну да приступим, – он вытянул свой коготь-бритву и поводил в воздухе перед самыми глазами мужчины, потом едва касаясь его кожи, провел когтем вниз по телу, оставляя кровавую полосу, сочившуюся кровью.
– Так-так, что у нас тут? – Гадя остановил коготь у основания пениса, – ну знаешь ли, брат, размерчик-то не очень. Гадя сочувственно поглядел в глаза мужчине, но тут же оживился: Но чем меньше, тем вкус насыщенней.
Со сладкой тягучей истомой Гадя заметил, как расширились от страха зрачки у горемычной болтающейся в воздухе жертвы.
– А то знаешь, бывало принесут мне мужика, у него болтается причиндал, по коленям стучит, – вещая мужчине, Гадя играл с его волосиками, срезая их непринужденными движениями, – а возьмешь в рот – преснятина, ешь и давишься, а у другого бывает наоборот, торчит пипка – маленькая-маленькая, а раскусишь – и такое наслаждение…
– Ну да что я тебе рассказываю, – махнул на него рукой Гадя, – ты меня не поймешь… вот в этом ваша ошибка, люди, вы нас не понимаете… а поняли бы, так и глядишь не сопротивлялись бы больше… сами бы шли к нам… на стол… ну да ладно, я снова отвлекся. Приступим же.
И Гадя ловким движением взрезал пенис мужчины от основания до самой головки. Он раскрылся словно вареная сосиска, чем вызвал непередаваемый восторг у Гади.
– Вот это да, посмотри, как раскрылся, – торжественно говорил Гадя, вглядываясь в обильно сочащиеся кровью гениталии. Внезапно его что-то отвлекло.
– Эй-эй-эй, не ту ноту взял… – сказал Гадя, обращаясь к несчастному мужчине, истекающему кровью, – давай, подпевай мне. Мне нужна музыка. Па-Ба-Рам-Пам–Пум-Пу-Дум. Ну что ты все – а-а-а-а, да, а-а-а-а?
Он взял за его головку двумя пальцами и стал дергать в такт своей мелодии.
– Су-уу-у-у-ука-а-а-а-а-а-а, – завыл мужчина, отчаянно трепыхаясь на подвесах.
– Ой, – вырвалось у Гади, когда он, слишком сильно дернув, остался с окровавленной головкой в пальцах, – ну вот, дирижерская палочка сломалась.
И тут же, не отчаиваясь: «Ну и ладно!» – забросил головку себе в рот и, поперекатывав во рту, отмечая различные вкусовые нотки, раскусил.
– Мм-м, вот оно истинное наслаждение, жаль, что ты не можешь этого почувствовать. Все мои вкусовые рецепторы, они искрятся, поют, как моя душа. – Гадя отошел от воющего мужчины и сделал пируэт, – так-так, у тебя уже лучше получается, не идеально конечно, но сойдет за приятный аккомпанемент к моей трапезе.
Гадя впился глазами в висящий и манящий своей сочностью остаток причиндалов мужчины. Не в силах устоять, он засосал "сосиску" и у самого основания щелкнул зубами. Это вызвало взрыв нового воя, пропитанного болью, со стороны многострадального мужчины.
–Мувыка, мувыка для моих уфей, – сквозь смачные почавкивания проговорил Гадя, – не оторваться, ты такой вкусный.
И Гадя ловким движением срезал яички. Салютнув мужчине:
– За ваше здоровье! – он высосал содержимое мешочка и выбросил остатки на пол.
– Ну вот с аперитивом и покончено, спасибо за доставленное удовольствие, но у меня на подходе основное блюдо, – Гадя вожделенно взглянул на аппетитно топорщащийся живот вопящего мужчины.
– Не покидай меня, мой милый, – сказал Гадя, увидев, что мужчина пытается потерять сознание, он дохнул на него своим смрадным дыханием, которое отрезвляло почище нашатыря, и мужчина завыл в новом приступе агонизирующей боли.
– Так, так,
