Фарит Маратович Ахмеджанов
Сумасшедший профессор
Глава 1. Начало
Профессор Грубов отнюдь не все время проводит в своей лаборатории. Дважды я видел его в метро, один раз встретил в булочной, мы пересекались в очереди в авиакассу — словом, увидев, как он роется в мусорном ящике во дворе моего дома, я не очень удивился.
Добычей моего друга и товарища была засохшая булка со следами укропа и странная железная загогулина с обмоткой. Профессор аккуратно поддернул разорванные по шву брюки, плюхнулся на асфальт и принялся размышлять, изредка отвлекаясь на уничтожение булки. Выдержав паузу, я поздоровался:
— Здравствуйте!
— Привет! — рассеяно поприветствовал меня он и любезно принял мое приглашение зайти в гости.
Я налил ему большую кружку коньяку с кофе и дал свой халат с синими пушистыми помпонами. Уютно завернувшись в него и прихлебывая ароматный напиток, профессор начал свою историю.
— Моя история, — начал он. — Печальна. И знаете почему?
Я не знал.
— Не знаете, — печально констатировал профессор. — Никто не знает, пока ему об этом не рассказать. Почему так?
Я не знал.
— Я, как вы знаете, в последнее время в основном занимался генетикой. В частности, клонированием в его, так сказать, практической части.
Клон — это копия человека. Ну, или кого-то другого, неважно. И с одной стороны все просто — вот человек, вот его ДНК, которая содержит полную генетическую информацию, то есть все — о том, как устроено его тело и так далее. Только и дела, что скопировать эту ДНК и построить на ее основе новый организм, который должен оказаться точной копией исходного.
Да вот только не получается. Тут возникает проблема, так сказать, философского плана. Вот мы создаем копию, скажем, 40-летнего слесаря. Берем его ДНК, помещаем в зародыш, зародыш развивается, рождается и мы имеем что — копию? Нет, мы имеем младенца, который станет — в наилучшем варианте — копией только через сорок лет. Но будет ли он копией? У него будут другие привычки, склонности и все такое, через эти сорок лет он вполне может оказаться, например, скрипачом. И для чего было городить огород?
Профессор прихлебнул кофе и откинулся на спинку кресла.
— Человек — это не только генетическая информация. Человек — это то, что он собою представляет. Профессия, привычки, склонности, знания, жена… вот что делает нас такими, кто мы есть!
Он посмотрел на себя и рассеяно поиграл помпончиками.
— Да… вот так! На чем я остановился?
— Кто мы есть.
— Вот именно! Кто мы есть? В нас можно выделить нечто общее для всех, некую базу, матрицу, и нечто, отличающее нас от всех прочих. Привычки, профессия, знания, склонности…
— Жена, — подсказал я.
— Да, — без особого энтузиазма откликнулся профессор. — Конечно. Куда без жены. Так вот, что есть матрица?
Вопрос был обращен прямо ко мне. Я изо всех сил наморщил лоб.
— Матрица — это то, что у нас общее. Что объединяет людей и делает их похожими.
— Верно! Ноги, руки, желудок, печень, кровь, диапазон частоты сердечных сокращений, липидный обмен и все такое прочее. Клетки, в конце концов. У всех есть клетки!
Если рассуждать поэтически, то общее — это как глыба мрамора. Матрица! А мы отсекаем лишнее, вот так. — Профессор попытался показать, как надо отсекать лишнее и немного пролил кофе. — Как Микеланджело. И… из матрицы получается человек. Клон. Тот самый сорокалетний слесарь. Со всем, что его характеризует. Привычки, склонности, профессия, знания…
— Жена, — снова подсказал я.
— А вот мы уперлись во вторую проблему! — радостно вскричал профессор и поставил опустевшую чашку на журнальный столик. — Где взять жену! Это же копия, жена есть у оригинала!
Я снова наморщил лоб. Профессор смотрел на меня строго, как на экзамене.
— Тоже скопировать? — робко предположил я.
— Вариант! Но где остановиться? Скопировать жену, детей, родителей, дядь, теть, квартиру, соседей, подъезд… где?
— Скопировать весь мир! — выпалил я.
От возникающих перспектив у меня кружилась голова. Перед внутренним взором мелькали размножающиеся квартиры, города и материки.
— Ну, это у нас не получится, — вернул меня на грешную землю твердый голос профессора. — Одно дело скопировать человека, и совсем другое — его квартиру. А знаете почему?
Я изо всех сил напряг свой мозг.
— Потому, что у квартиры нет клеток!
— Отлично! А что есть у квартиры?
— Кирпичи. Надо заставить их делиться!
— Увы, мой дорогой друг, — охладил мой пыл твердый голос профессора. — Это невозможно с научной точки зрения. Кирпичи не делятся.
— Делятся, — заспорил я. — Мы в стройотряде пробовали.
— Как это? — заинтересовался профессор.
— Ну, так. Берешь кирпич и делишь. Получается два полкирпича. Их тоже можно поделить.
Профессор начал размышлять.
— То есть в принципе из одной квартиры можно получить две. Но в два раза меньшего размера.
— Да! Или четыре в четыре раза меньшего.
Профессор благосклонно кивнул.
— Вы затронули очень интересную проблему. Надо будет ее хорошенько обдумать. Но на самом деле я о другом.
Он поднял вверх указательный палец на правой руке.
— Внимательно следите за моей мыслью. Готовы?
Я кивнул.
— Вот смотрите. Мы берем клетку, клонируем нашего слесаря и получаем младенца, так? Будет ли младенец клоном?
Я кивнул.
— Да, с некоторой узко научной точки зрения, несомненно будет. Но если нам расширить наш взгляд?
Профессор развел ладони в стороны.
— Что вы видите теперь?
Я изо всех сил пытался последовать его совету.
— Не такой уж он и клон, — рискнул, наконец, сказать я.
— Ага… а почему?
— Ну, клон — это копия. А тут — слесарь и младенец какой-то.
— О! А теперь еще немного расширим и представим… другого слесаря! Ну как?
Я напрягся изо всех сил. Младенец орал, видимо хотел кушать. Слесарь смотрел в сторону и жевал бычок, его карманы оттопыривались, а ботинки были измазаны чем-то коричневым. Рядом с ним начал проявляться второй — голубоглазый, в кирзовых сапогах и клетчатой рубашке.
— Замечательно. Вижу! Два слесаря и младенец!
— Вы делаете успехи. Итак, что будет в большей степени копией нашего исходного слесаря — только что родившийся орущий карапуз, или другой слесарь — с теми же навыками, с теми же словечками, и даже рост у них почти одинаковый.
— А клетки?
— Клетки — разные. Но мы же смотрим широко, не забыли?
Я покраснел.
— Значит этот второй слесарь будет большей копией, чем младенец.
— Верно! То есть он будет клоном!
Я всматривался в открывшуюся передо мной картину. Младенец перестал плакать и с интересом смотрел
