Аркадий Иосифович Ваксберг
Загадка и магия Лили Брик
Бенгту Янгфельдту
и Василию Васильевичу Катаняну
ОТ АВТОРА
Вышедшей пять лет назад книги «Лиля Брик. Жизнь и судьба» в продаже больше нет — вся разошлась, несмотря на неоднократные допечатки тиража. А спрос на нее не уменьшился. И это само по себе достаточное основание для переиздания. Однако есть для него и другие причины, более важные. Лишь поэтому я позволяю себе предварить исправленную и значительно расширенную новую версию старой книги этим небольшим пояснением.
Первое издание книги вызвало большую полемику, особенно на читательских обсуждениях и в письмах, которые я получил. Стержнем всех дискуссий был один вопрос: так какая же она, Лиля Брик, — «положительная» или «отрицательная»? Кто она: ангел и светоч или ведьма и монстр? От меня требовали категорического и однозначно четкого ответа — никто не хотел принимать тот, который я только и мог дать: не знаю. И даже еще того резче: знать не хочу!
У тех, кто, хотя бы и мимолетно, виделся с Лилей Брик или что-то про нее слышал, обычно уже имеется готовое о ней мнение, так что в рассказе о ее жизни они, по вполне понятному психологическому закону, ищут ему подтверждение. И, коли речь идет о моей книге, ничего такого там не находят! Ни те, которые «за», ни те, которые «против». Это, понятное дело, их огорчает (раздражает — так будет точнее), и свою реакцию они выражают порой достаточно бурно.
Не скрою, пока я эту книгу писал, Лиля Брик представала передо мной в разных своих ипостасях: на многих страницах меня восхищала, на других удивляла, огорчала, смущала и возмущала. Человек соткан из противоречий, тем более если он не посредственность, а личность. К тому же он и не статуя — «на века», а живой организм, который постоянно изменяется под влиянием времени и того, что происходит в мире, в стране, в его окружении и в нем самом. Люди плоские, одномерные, застывшие в своей раз и навсегда состоявшейся данности, вообще не могут представлять интереса для литератора. Иначе говоря, такие персонажи изначально не «предмет» литературы. Возвеличивать или растаптывать своих героев, вешать на них ярлыки («хороший», «плохой») — разве это может быть задачей писателя?
Лиля Брик всю жизнь была человеком «на виду», по-разному, но всегда активно принимала участие в общественной жизни, широкая известность пришла к ней уже в молодости, и даже в самые глухие годы она не оказывалась забытой. Да ей и не дали бы «забыться» — ни друзья, ни тем более враги. С каким угодно знаком, при каком угодно отношении к ней она принадлежит не семье, а истории. Уже по одному этому «приватизировать» ее невозможно, никакой монополии на ее биографию быть не может. Говорю об этом для того, чтобы отвести упреки одного из тех, кому посвящается эта книга, — Василия Васильевича Катаняна, который разгневался на меня за то, что я его «опередил», выпустив свою книгу до того, как выпустил он свою.
Но чего же тут гневаться?! Если личность того заслуживает, к ее судьбе обращаются подчас не один и не два — множество авторов. Никто их не путает, хоть реальные факты, о которых биографы повествуют, одни и те же (какими же еще они могут быть, если речь идет не о вымышленной, а о подлинной биографии?), но изложение их и трактовка — всегда разные.
Василий Васильевич — пасынок Лили Юрьевны, проживший десятилетия в самом близком общении с ней. Он ее наследник и душеприказчик. Его стремление воздвигнуть ей памятник, представить ее такой, какой видится она ему, влюбленному в нее и свято чтущему память о ней, заслуживает всяческого уважения. Лиля Брик не ошиблась, доверив ему исполнение ее воли, он выполнил это с честью.
Василий Васильевич — автор великолепно написанных, интереснейших мемуаров «Прикосновение к идолам». Много страниц посвящено в них, естественно, и Лиле Брик. Ни один биограф Лили, в том числе и автор этих строк, не мог и не сможет обойтись без его ценнейших мемуарных свидетельств. Такова вообще судьба всех мемуаров — они дают богатый материал для биографа. Литературная биография, однако, совсем иной, принципиально иной жанр. Тому, кто был связан с героем теснейшими семейными узами, быть его биографом никогда не удавалось и не удастся. Для достоверной биографии, по моему глубокому убеждению, нужен взгляд извне, а не изнутри.
Близкие люди, с истинным благоговением относящиеся к памяти о Лиле Брик, сохранили для истории мельчайшие детали ее образа жизни, вкусов, пристрастий, впечатлений — и как она могла из старых тряпочек сшить дивную занавеску, и какие духи предпочитала, и что из книг или фильмов ей нравилось, а что отвергалось. И это прекрасно. Но все такого рода подробности интересны лишь постольку, поскольку это касается значительной личности, органично вписавшейся в свое время, отразившей всю его сложность, его драматизм, его противоречия. Вне этого контекста, в отрыве от всего, что происходит за окнами своего дома, они не имеют общественного интереса.
Разумеется, жизнь любого человека сама по себе интересна и ценна, но она имеет право на внимание других людей лишь в том случае, если в этой жизни отражается время. Так что не обилием бытовых подробностей, любовно воспроизведенных домашними в ее жизнеописании, значительна персона Лили Брик, а тем, какое место она реально занимала в общественной и культурной жизни того времени.
Достоверный портрет человека, прожившего долгую и сложную жизнь, неизбежно требует для своего воссоздания разных красок. Попытка ограничиться только одной оказывает «модели» дурную услугу: в такой портрет просто невозможно поверить. Картина получается объективной при том лишь условии, что углы не сглаживаются, что правда предстает во всей своей наготе, без грима и умолчаний. Работа над полной драматизма, неразгаданных тайн и множества белых пятен биографией Лили Брик не была для меня ни в каком, даже самом условном, смысле прикосновением к идолу.
Для того чтобы вернуться к книге о Лиле Юрьевне, были и другие, еще более серьезные, основания. Объем наших знаний о ней за последние годы существенно увеличился. Приоткрылись секретные архивы спецслужб, и из них были извлечены неизвестные ранее документы. Появились новые мемуарные свидетельства. Стало еще очевидней то, что, конечно, было очевидно и раньше: жизнь Лили Юрьевны
