Резидент, потерявший планету
ПРОЛОГ
Июнь сорок третьего выдался в Таллинне жарким. К тому же окна особняка, расположенного близ парка Кадриорг, были одеты в двойные рамы, наглухо закрыты и плотно зашторены. Руководитель абвера адмирал Вильгельм Канарис только что выслушал рапорты начальников разведывательно-диверсионных школ, расположенных в местечках Лайтсе, Кумна и Кейла-Йоа, и с наслаждением придвинул к себе настольный вентилятор.
Доклады, звучавшие в резиденции разведоргана «Абвернебенштелле Ревал», который действовал под вывеской Бюро Целлариуса, Канарису изрядно надоели.
Оставшись наедине со своим любимцем фрегаттен-капитаном Александром Целлариусом, адмирал не делает и минутной передышки:
— Я просил подобрать для нашей службы двух хорошо законспирированных эстонцев.
— Ваше задание выполнено, экселенц, — тон Целлариуса сверхпочтителен. — Оба эти человека в сопровождении агента номер 27-Р прибыли из Скандинавии и ожидают беседы с вами в соседней комнате.
— Кто эти люди?
— Один до сорокового года владел рулеткой, второй — биржевой маклер.
— А рулетка не может его выдать? Его не помнят?
— Типичный кутила! — засмеялся Целлариус. — Шлялся по парижским модисточкам, пока его братец собирал ему банкноты для разгула.
— Что же он, при красных братишках снова рулетку откроет? — иронически заметил адмирал.
— Экселенц! — Целлариус чуть не застонал. — Не испытывайте меня так жестоко…
Канарис пожалел о сказанном, но отступать не хотел.
— Фрегаттен-капитан, — строго сказал он. — Положение руководителя абвера обязывает меня предусмотреть все случайности. Даже самые фантастические.
Сложную политическую игру начальника абвера военные историки стали разгадывать еще при его жизни. Джордж Ирли, военно-морской атташе США в Стамбуле, в одном из своих сообщений в начале 1943 года намекнул, что уже тогда Канарис хотел обсудить в Америке свой проект сепаратного мирного договора. На Нюрнбергском процессе прозвучали слова обвиняемого гросс-адмирала Деница о Канарисе: «Он сильно отличался от нас. Мы даже говорили, что у него в груди семь разных душ…»
…При виде вошедших юноша с льняной копной волос поклонился и быстро вышел. В глубине помещения, скрытые в полумраке, сидели два человека, которых Целлариус представил адмиралу под именами «Сагар» и «Суве».
— Кто из них играл в рулетку, — вежливо осведомился адмирал, — и кто — на бирже?
Неприметным знаком он попросил Целлариуса оставить его наедине с приезжими. Беседа Канариса с этими людьми продолжалась около получаса.
Когда адмирал пригласил присоединиться к ним руководителя разведшкол, стенные часы пробили девять раз.
— С этими господами все в порядке, — весело пояснил адмирал. — Устройте их получше и понадежнее. Всеми их действиями будет руководить мой человек. Он назовется Планетным Гостем. Связи мы оговорили.
Адмирал перекинул через руку плащ, попросил Целлариуса сопроводить его. Машину он остановил у древней ратуши, зашагал со своим спутником по улице Харью. Они оказались у здания ресторана «Золотой лев». Адмирал попросил заказать ужин, а сам прошел к ресторатору, и тот провел гостя по узкой лесенке в хозяйские покои. Стеклянная дверь, прикрытая пестрым ковром, вела в крошечную комнатку. Сидевший за столиком человек дремал, но при виде вошедшего вскочил, бросился к нему, потряс руку.
— Вильгельм, я рад встрече…
— И я рад, Ино. Мюллер многое бы дал, чтоб пронюхать про нее. Под каким предлогом ты здесь?
— Моя стамбульская контора, — осклабился Ино, — торгует с Ревелем. Не волнуйся, все легально.
— Нелегальный здесь только я, — засмеялся Канарис.
После первых приветственных реплик Ино всмотрелся в собеседника, подмигнул:
— В Турции даже продавцы газет гадают, — интересно тебе? — кто осмелится предложить фюреру более скромный пост.
— Это уже ближе к тому, Ино, что ты должен передать своим лондонским друзьям, — мягко вставил Канарис. — Возможно, и от них, от их условий мира зависит, с кем мы пойдем и кто поставит заслон большевизму в Европе. Я хотел бы иметь их гарантии, Ино!
Ино сосредоточенно обдумывал его слова.
— Мои друзья могут напомнить мне, — нерешительно заметил Ино, — что гарантии выдаются… скажем, хотя бы под скромный аванс.
Канарис беззлобно засмеялся:
— В тебе превосходно уживаются романтик в кулинарии и, прости меня, торгаш в политике. Может быть, это меня и привязало к тебе, барон. Итак, об авансе. Я передаю с тобою имена ряда интересных политических фигур в Германии. Это уже немало. Они готовы на многое. Кроме того… В Эстонии среди прочих преград большевизму остаются три крепких орешка. Их позывные — тоже часть моего аванса. Но я хочу знать свое место в будущем устройстве Европы.
— Ты полагаешь, — нерешительно заметил барон, — что Европа забудет смерть Карла Либкнехта и Розы Люксембург или пути каудильо Франко?
— Любой другой человек на твоем месте был бы вздернут, — отрезал Канарис. — Но тебе я отвечу: Европа должна это забыть!
…Так и не успев получить гарантии ни от «Интеллидженс сервис», ни от американской разведывательной службы, Вильгельм Франц Канарис оказался болтающимся на скрипичной струне в Флоссенбюргском концлагере, повешенный как соучастник заговора против фюрера. Обвинение было безапелляционным: «Тот, кто знал».
Тот, кто знал, уже не мог продолжить руководство своими «крепкими орешками» в Эстонии. И тем более он не мог предположить, что агент с пшеничной копной волос, сопровождавший новых шпионов, вдруг узнает, что один из них, сотрудничая с гестапо, сжег его хутор. А узнав это и поразмыслив над странностями жизни, он не преминет, — то ли по логике умозаключений, то ли в яростном желании отомстить, а может быть и при известии о приближении советских войск к Прибалтике, — описать приметы этого человека и переслать их в Эстонский национальный корпус.
Потому что агент № 27-Р чувствовал, боясь признаться в этом самому себе, что не в их тайных попытках кого-то укрыть, не в агентах Канариса или Целлариуса, а как раз в людях, о которых ему твердили как о врагах, и, может быть, в Эстонском национальном корпусе — завтрашний день Эстонии. Его Эстонии, хотя он превратился из ее сына в безымянного номерного агента.
Уездный город Выру уже погрузился в сон, когда к одному домику почти одновременно подъехало несколько легковых машин. Вышедшие из них люди обменивались рукопожатиями и, обходя лужи после сентябрьского ливня, направлялись к подъезду здания, в котором временно расположился ЦК КП(б) Эстонии. Командир корпуса Лембит Пэрн шутливо осведомился у своего спутника:
— Чему обязан, товарищ секретарь ЦК? Как-никак приличное расстояние отмахал, чтоб к вам попасть…
— Не наша инициатива, — улыбнулся секретарь. — Товарищи Кумм и Резев попросили собраться и уверяют — по весьма неотложному делу.
И, действительно, когда все приглашенные на это ночное совещание оказались в сборе, секретарь ЦК предоставил слово наркому
