Елена Сивер
Ночной гость
Лето в этом году выдалось сырым, понурым, каким-то безрадостным. А может это с возрастом всё казалось серее и безвкуснее? В детстве-то сильно не обращаешь внимания на погоду, главное вырваться на свободу, подальше от бабушкиных глаз. Не страшен ни дождь, ни снегопад, когда верный товарищ ждёт тебя у забора. Эх, были же времена…
Так рассуждал про себя Костя, бредя по мокрому лесу с туеском в руке. Времена беззаботного детства у бабушки в Бирилюссах давно мхом поросли и покрылись сединами на манер Костиковой головы. Но несмотря на это, он всё равно любил наведываться в деревушку, в старый, уже обветшалый бабушкин дом. Ностальгия. Память. Ему бы продать старую развалюху и забыть дорогу в деревню, но он не мог. Вот и в этом году, несмотря на промозглое лето и брюзжание жены он всё же вырвался на неделю в любимые места.
А Бирилюссы потихоньку отживали своё. Много домов стояло брошенными, с заколоченными ставнями и покосившимися заборами, да что говорить о заборах, даже чёрные от времени и дождей электрические столбы, что некогда стояли вдоль главной улицы теперь больше висели на проводах, держась на честном слове. В деревеньке мало кто остался жить, в основном старики. Но Костик любил деревеньку, любил старенький бабушкин дом, тайгу, что мрачной сине-зеленой стеной возвышалась над Бирилюссами, неспешную тихую жизнь. Поэтому-то он и возвращался сюда.
Вот и сейчас, шагая сквозь лес, он наслаждался тишиной и запахами, что окружали со всех сторон. Заблудиться он не боялся, знал места хорошо, благо всю жизнь тут провёл, а если вдруг леший попутает тропки, всегда можно по старинке, дедовскими хитростями задобрить хозяина леса. Может и смешно это и глупо со стороны кажется, особенно городским, но в городе жизнь другая, а в деревне люди всё ближе к земле, к природе. Посему к лесу нужно относиться с уважением.
Знал Костя и места, богатые на лесные дары, знал, где чернику собрать можно, где какие грибы прячутся, где находятся лесные чаши-старицы, полные карасей. А также знал, куда нос совать опасно. И дело совсем не в медведе. Многое старики рассказывали про лесную нечисть, что в древних таёжных болотах-колодцах обитала, и как люди уходили в лес и не возвращались. Поначалу Костя усмехался, принимал за шутку. Мол, детей лишь бы от леса отвадить, вот и придумывают всякое, но глядя на серьёзность и затаённый в глазах страх взрослых, насмехаться перестал. Поверил.
Костя поёжился и повыше натянул воротник вязаного свитера, туесок, полный черники приятно оттягивал руку. Надо бы домой возвращаться, день на убыль повернул, а в деревне сумерки быстро накрывают небесный купол. Не хотелось бы застать ночь в непролазной чаще. Костя ускорил шаг, на ходу обдумывая, как вернётся в тепло натопленной избы, как скинет тяжёлый охотничий дождевик, резиновые сапоги, поставит чайник…
Справа от него вдруг хрупнула ветка. Мужчина вздрогнул и повернулся на звук. Ничего. Прислушался и снова ничего не услышал. Но появилось навязчивое чувство, что кто-то наблюдает за ним. Странно. В воздухе висела мёртвая тишина. А ведь буквально минуту назад в вышине слышалось успокаивающее цоканье белок, да дроблёный стук дятла по влажным стволам могучих кедров. Костя огляделся и вдруг понял, что идёт не туда. Сбился с тропы. Паниковать, конечно, рано, но казавшееся близким тепло родной избы теперь стало далёким миражом. Ладно, где наша не пропадала? Костя уверенно развернулся и пошёл на северо-запад.
«Там должна быть река, если уж заблудился, к бегущей воде-то уж точно приду».
Но ни к реке, ни к какому-то ещё ориентиру он так и не вышел. Наоборот, казалось, лес плотнее стал подступать к припозднившемуся путнику, настойчиво хватал руками-сучьями за дождевик, путался травой в ногах, будто задерживал, не пускал идти дальше. Костя поднял голову вверх и понял, что день уже угас, сквозь высокие тенистые деревья проглядывали клочья тёмного неба.
«Нехорошо».
Что же делать? Искать место для ночёвки или все таки рискнуть пойти дальше? В кармане дождевика Костя нащупал гладкий бок зажигалки, хоть курить он и бросил семь лет назад, привычка носить зажигалку осталась.
Пока он обдумывал возможные варианты развития событий, лес вдруг расступился перед ним сам собой и мужчина оказался на прогалине, таинственно высветленной на фоне тёмного мрачного бора. Посередине почти идеально круглой лужайки возвышались четыре угольных силуэта покосившихся домиков, выстроившихся в нестройный ряд.
Костя нахмурился, такого места в лесу он не помнил, как не мог припомнить и этих домишек, будто выросших прямо из-под земли. Что это? Охотничьи времянки? Не похоже. Скиты сбрендивших отшельников или остатки старожильческого поселения? Такого места Костя припомнить не смог. Поэтому не особо обрадовался, наткнувшись на домишки. Как же быть? Обойти стороной? Но тут дилемма разрешилась сама собой. Сверху на капюшон застучали капли дождя, а в сыром холодном лесу ночевать ой, как не хотелось. Костя поднял голову к затянутому тучами небу, зарядит надолго, делать нечего, придётся рискнуть. Мужчина вздохнул и нехотя потопал к первому домику. Вблизи домишки выглядели хоть и старыми, но крепкими. И запертыми. Костя подёргал за дверную ручку, но та не поддавалась. То же самое было и со вторым и с третьим домом. Заперто. Подходя к четвёртому, Костя уже не надеялся на удачу, но дёрнув ручку, та с лёгкостью поддалась, раскрывшись как пасть чудища. Дом будто живой дохнул на Костю тёплым, но затхлым, застоявшимся воздухом.
«Нежилой», — с облегчением подумал он и уверено шагнул через порог, предусмотрительно чиркнув зажигалкой.
Внутри было тесно, но имелось всё, что нужно для ночлега или временного пристанища. Грубо сколоченная кровать у одной стены, рядом невысокий столик с закопчённой щербатой посудой, посредине комнаты на земляном полу был выложен очаг. Костя глянул вверх, в потолке виднелось небольшой отверстие — дымоволок, через которое уходил дым. На противоположной от входной двери стене имелось единственное окно.
«Что ж, жить можно», — Костя закрыл за собой дверь и по-свойски прошагал к столу, ставя в мохнатую пыль туесок с лесными дарами. А что теперь? Разжечь очаг и погреться? Так, конечно, было бы правильнее, но совсем неожиданно на мужчину навалилась такая жуткая усталость, что он, покачнувшись, только и успел ухватиться за край косоногого стола. Голова вмиг стала тяжёлой, ноги ватными и непослушными. Костя проковылял к кровати, и не разуваясь, бухнулся на сырой, пахнувший палыми листьями и мхом тюфяк.
«Надо бы
