Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Глава 1
Хелен.
Суббота, 31 августа 1935 года
Тысячу раз я представляла себе смерть мужа. Как правило, в этих грезах он гибнет в лодке: море волнуется, дует ветер, Том перевешивается через край, падает в воду, и его уносит сильным течением — голова мелькает в бирюзовом водовороте, лодка качается посреди океана, и вокруг нет ни души, и никто не придет на помощь.
Порой видение приходит ко мне, когда я занимаюсь домашними делами, скажем, развешиваю белье — белые простыни полощутся на ветру, и в воздухе пахнет щелоком, — или когда я жарю рыбу, которую Том ловит, выходя в море на «Хелен». С этим суденышком меня роднят два обстоятельства: имя и тот факт, что дни нашей славы давно миновали.
Бывает, эта греза приходит ко мне во сне, и, вздрогнув, я просыпаюсь, дышу тяжело и прерывисто, в унисон с храпящим рядом мужем, чья волосатая рука давит мне на поясницу, а смердящее джином дыхание обжигает шею.
Сегодня это сон, и, проснувшись, я не чувствую на себе тяжесть его руки: постель пустует, и только вмятина в матрасе на том месте, где лежал мой супруг.
Как я могла проспать?
Я быстро одеваюсь и бегу в ванную, надеясь за оставшееся время привести себя в порядок настолько, насколько это возможно. Именно утренние часы — время до того, как Том уходит в море, а солнце показывает свой лик, — определяют для нас дальнейшее течение дня. Если Том доволен, погода хорошая, рыбы много, а я все делаю как положено, то день будет сносным. Если Том недоволен…
К горлу подкатывает тошнота. Пульсирующая боль в животе отдает в спину, и я вжимаюсь в стену спальни. Малыш пихается, я провожу рукой вниз, чтобы почувствовать, как он шевелится. Последние несколько дней ребенок ведет себя активнее, вертится и пинается — прокладывает себе путь на белый свет, ведь срок уже не за горами.
Тошнота отступает, я выпрямляюсь, и боль проходит так же быстро, как и пришла.
Я выхожу из спальни в большую комнату — она же кухня и гостиная, — где за столом, задвинутым в угол, сидит Том.
Когда девять лет назад после свадьбы Том впервые привел меня сюда, дом казался идеальным местом для начала совместной жизни и создания семьи. Я до блеска оттерла каждый его уголок, и, несмотря на то что мебель была нам не по карману, я бродила по пляжам в поисках любопытных вещиц, брошенных на берегу лодочниками и контрабандистами, которые можно было бы использовать. Обеденный стол, над которым сейчас нависал Том, когда-то был ящиком, в котором, вероятно, во времена сухого закона перевозили контрабандный алкоголь.
Место, которое я когда-то прибирала с воодушевлением, окрыленная его возможностями, теперь выглядит как свидетельство краха, постигшего нас. Дом, с которым я связывала столько надежд, оказался еще одним обманутым ожиданием: в полу не хватает досок, снаружи облупилась краска, жилое пространство стало прибежищем всевозможных тварей и паразитов, которые забиваются во все щели, и единственным плюсом осталась близость к морю — до него метров пятнадцать, не больше.
Лодка Тома пришвартована в бухте неподалеку. Когда он в море, домик кажется уютным, надежно защищенным от внешнего мира зарослями мангровых деревьев. Когда он дома, это руки, смыкающиеся у меня на горле.
— Шторм идет, — раскатисто произносит Том, сидя ко мне спиной. Из-за ребенка моя походка стала тяжелее обычной и извещает о моем приближении прежде, чем я успеваю настроиться на контакт. Его стул стоит так, чтобы он мог обозревать с него океан за окном. Для рыбака погода — это все.
— На Багамах ливень, — добавляет он хриплым со сна голосом, в котором слышится та самая неописуемая интонация, которая все росла с годами нашего брака. — В конце концов он сюда доберется.
В Томе меня привлекла эта его любовь к морю — капли воды на коже, привкус соли на губах при поцелуях украдкой, ветер в волосах и, когда он уходил на лодке, — ощущение приключения. Тогда я была моложе: мне было всего пятнадцать, когда мы начали встречаться, шестнадцать — когда поженились, и меня привлекали, казалось, безобидные вещи — его большие ладони, мускулистые загорелые руки, широкие плечи, накачанные тасканием коробок и ящиков с сомнительным содержимым. Я думала, что с таким мужчиной буду в безопасности, но это оказалось еще одним обманутым ожиданием.
— Погода испортится? — спрашиваю я.
В нашем захолустье штормов хватает. Да, последнее время не случалось сильных гроз, но когда я была девочкой, по Ки-Уэст ударил страшный ураган. К счастью, обошлось без жертв, однако я до сих пор помню, как задувал ветер, а вода едва не поглотила дом моих родителей. Я была вне себя от ужаса.
— Да похоже, можно не беспокоиться, — отвечает Том. — Бюро погоды считает, как сказали по радио, что он пройдет мимо.
— Ты сегодня выходишь в море? — Я стараюсь говорить ровным голосом. Я уже уяснила, что настойчиво интересоваться тем, куда он пойдет и что будет делать, не стоит. В такие времена мужчина может решиться на что угодно, чтобы добыть пропитание.
Том утвердительно вздыхает.
Я прохожу к столешнице, стараясь ничего не задеть, но мое бедро врезается в плиту, и я спотыкаюсь о ящик со льдом на полу.
В тесном домишке и в тисках семейных уз приноравливаешься использовать физическое пространство в качестве своего рода защиты, обретаешь текучесть и пластичность, чтобы прогибаться под чужую волю. Но сейчас мое тело изменилось, живот раздулся, ноги стали неуклюжими, и мне пришлось заново осваивать искусство занимать как можно меньше места — для себя и ребенка. Когда вас двое, трудно действовать быстро.
Я ставлю перед Томом завтрак.
Он хватает меня за запястье, сжимая его так, чтобы я поморщилась, но не настолько сильно, чтобы упала на колени. Состояние дома — не единственный показатель характера наших взаимоотношений. У нашего брака есть и другие отметины.
— Зачем тебе знать, пойду ли я сегодня в море? — требовательно спрашивает он.
— Я… испугалась. Если погода плохая, это будет опасно.
Он сжимает сильнее, впиваясь ногтями мне в кожу.
— Хочешь сказать, я плохо знаю море? Да я рыбачил в этих водах еще мальчишкой.
Кровь пульсирует в запястье, кожу обжигает боль, колени подкашиваются под тяжестью живота и из-за стискивающих руку пальцев.
Я цепляюсь другой рукой за край стола, стараясь не упасть.
— Я знаю. Это из-за малыша. Срок подходит, я нервничаю. Извини…
Боль нарастает, я уже не нахожу слов — бормочу что-то несвязное, лишь бы он отпустил меня — нас, — чтобы это не переросло во что-то другое, более ужасное, чем синяки на запястье.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
