Анна Кул
Форик
Семья Крыловых переехала в новую квартиру. Теперь отдельную спальню имели не только родители, но и шестилетняя Агата. Квартира была прекрасная, с огромными окнами, которые смотрели на парк (из комнаты родителей) и на детскую площадку (со стороны спальни Агаты). Единственное, что не вызывало радости, был фонарь. Он всю ночь ярко освещал детскую площадку, а заодно и Агатину спальню.
— Так же невозможно будет спать! — возмущался папа.
— Ничего, мы повесим плотные шторы, — успокаивала мама.
Шторы повесили только через неделю, а за эти семь дней Агата успела привыкнуть к фонарю. Мама или папа обязательно читали дочке на ночь книжку, а потом предлагали девочке повернуться спиной к окну и закрыть глазки. Но родители уходили, и Агата поворачивалась лицом к фонарю. Этот источник света был не таким, как остальные лампы в доме и на улице — Агата смотрела на него, а он ей улыбался. Ну, такой улыбчивый и очень яркий смайлик был. А как-то пошёл дождь, и смайлик стал печальным. Тогда Агата стала с ним разговаривать, только не вслух, а про себя. И девочка видела, что он её понимает: смайлик становился то грустным, то весёлым, то удивлённым или сердитым — в зависимости от того, что ему рассказывала Агата.
А потом мама повесила шторы, и на ночь их плотно задёргивала. Но девочка после её ухода вставала и, слегка отодвигая штору, разговаривала со смайликом через образовавшуюся щель.
И как-то однажды Агате показалось, что яркий фонарь не только ей улыбнулся на прощание, но и помахал.
— У смайлика, выходит, и руки есть? — удивилась девочка, проваливаясь в сон.
И на следующей вечер, еле дождавшись, когда уйдёт мама, Агата бросилась к окну и отдёрнула штору. Девочка буквально прильнула к стеклу, так как увидела, что от фонаря отделилась небольшая фигурка, махнула ей рукой и начала ловко спускаться вниз по фонарной опоре. Она был размером с большую куклу, но только, похоже, настоящая, живая. «Смайлик» по веткам деревьев забрался на карниз Агатиного дома и запрыгнул на подоконник её окна. Девочка, не отрываясь, рассматривала малыша. Он был одет, как обычный мальчишка: в джинсах и толстовке. И лицо у него оказалось тоже обычным, человеческим, но вот глаза! Когда они прятались под веками и капюшоном толстовки, то всё было нормально, а когда, распахнув глаза, он через стекло глянул на Агату, то его лицо осветилось таким ярким светом, что было ощущение — включили мощный фонарь. Малыш снова прикрыл глаза, и тихонечко постучал в стекло, показывая, чтобы девочка открыла раму. Агата с трудом, но справилась с этой задачей, распахнув одну половинку окна. «Смайлик», сказав «Привет!», деловито закрыл окно и повернулся к ошеломлённо молчащей девочке:
— Давай знакомиться. Меня зовут Форик, — и, глянув на Агату, снова осветил её мощным фонарём своих глаз.
— А м-меня, — слегка заикаясь, сообщила девочка, — Агатой. А ты кто?
— Да я живу здесь недалеко, ну, как бы тебе объяснить… В другом государстве. В сказочном.
Девочка, конечно, в своём возрасте знала уже очень много разных сказок, но ни в одной из них не было Форика. И так как Агата продолжала молчать, малыш ей предложил:
— Ты садись в кресло, а я тебе всё подробно расскажу.
Растерянная хозяйка послушно уселась в кресло, а Форик запрыгнул на стул напротив, закинул ногу на ногу, моргнул глазами, ослепив Агату, и начал свой рассказ:
— Мы, жители Сказочного государства, живём рядом с вами, но так как мы другие, ну, не такие, как вы, мы с вами редко встречаемся. А те, кто кого-то из нас видел, потом рассказывают людям об этом, а люди думают, что это сказка такая. Вот, таким образом сказки и появляются в вашем государстве. Поняла?
У Агаты, то ли от неожиданности, то ли от страха так пересохло в горле, что она не смогла ничего ответить и только махнула головой.
— Так вот, — продолжал малыш, — в нашем Сказочном государстве кто только не живёт: и Царевна-лягушка, и влюблённый в неё королевич, и Снежная королева, и добрые волшебницы, каждая из которых заводит себе зверушек, поэтому у нас и зайцев-белок полным полно. И такие, как я, водятся.
Девочка, заинтересовавшись историей, наконец смогла тихонечко спросить:
— А ты кто? Тоже зверушка?
Форик спрыгнул со стула и сердито сказал:
— Агаша, неужели я похож на зверушку?!
Девочка отрицательно замотала головой, и опять, теперь уже от смущения, потеряла способность разговаривать.
— В нашем государстве много волшебных предметов: скатерть-самобранка, сапоги-скороходы, волшебная шапка-невидимка…
— О, я поняла, — радостно захлопала в ладоши Агата, — а ты волшебный фонарик?!
Форик как-то печально махнул головой и вдруг заплакал. Слёзы текли у него по щекам и светились, как маленькие огонёчки.
— Они горячие? Они жгут тебе щёки? — заволновалась девочка. — Форик, почему ты плачешь?
— Нет, не жгут, — малыш понял, что Агата спрашивает про слёзы, — я работаю на основе не лампы накаливания, которая сильно нагревается, а использую светодиодные светильники, они холодные.
— А… — протянула девочка, сомневаясь, что она что-то поняла, а потом её вдруг озарило, — так ты робот?!
Форик махнул рукой и снова забрался на стул:
— Да никакой я не робот, я паж нашей Царевны-лягушки. Я её везде сопровождаю. И если мы попадаем в тёмный лес или на мрачное болото, я ей освещаю путь.
Малыш поболтал ногами, тяжело повздыхал и продолжил:
— А ещё в нашем государстве живёт очень-очень злая колдунья Гебура. Но она уже старенькая, и ей лень выходить из своего дворца, поэтому она никого не заколдовывала уже много лет. А десять дней назад Гебура решила прогуляться на болоте. А, к несчастью, мы с Царевной тоже там были. Так как моя Царевна была ещё и лягушкой, она иногда ходила на болото, чтобы там обратиться лягушкой и вволю поквакать. И как раз в тот момент, когда она скинула свою лягушачью шкурку и не успела ещё её убрать с земли, там неожиданно оказалась колдунья. Старая Гебура не заметила лягушачьей шкурки и, споткнувшись об неё, упала и больно ударилась. О, как она разозлилась!
Агата слушала с широко открытыми глазами, прижав к груди руки:
— И колдунья съела Царевну?!
— Хуже. Она заколдовала всё наше сказочное государство, отобрав у его жителей по две буквы из имён. Царевну-лягушку зовут Клава. А теперь её имя звучит как Ква. И когда она открывает рот, вместо слов у неё только и получается: «Ква, ква, ква». Все
