Федерико Гарсиа Лорка
Луна и Смерть
Книга стихов
Баллада морской воды
Эмилио Прадосу (ловцу облаков)
Перевод Анатолия Гелескула
Море смеется
у края лагуны.
Пенные зубы,
лазурные губы.
– Девушка с бронзовой грудью,
что ты глядишь с тоскою?
– Торгую водой, сеньор мой,
водой морскою.
– Юноша с темной кровью,
что в ней шумит не смолкая?
– Это вода, сеньор мой,
вода морская.
– Мать, отчего твои слезы
льются соленой рекою?
– Плачу водой, сеньор мой,
водой морскою.
– Сердце, скажи мне, сердце, —
откуда горечь такая?
– Слишком горька, сеньор мой,
вода морская…
А море смеется
у края лагуны.
Пенные зубы,
лазурные губы.
1919
Деревья
Перевод Виктора Андреева
Деревья!
Вы – стрелы,
что небесами созданы?
Какие лучники вами стреляли?
Были вы звездами?
Музыка ваша – музыка птичьих душ,
Господнего взора,
Христовых страстей.
Деревья!
Будет ли узнано сердце мое в земле
сплетением ваших корней?
1919
Луна и смерть
Перевод Анатолия Гелескула
Зубы кости слоновой
у луны ущербленной.
О, канун умиранья!
Ни былинки зеленой,
опустелые гнезда,
пересохшие русла…
Как луне на закате
одиноко и грустно!
Донья Смерть ковыляет
мимо ивы плакучей
с вереницей иллюзий —
престарелых попутчиц.
И как злая колдунья
из предания злого,
продает она краски —
восковую с лиловой.
А луна этой ночью,
как на го́ре, ослепла —
и купила у Смерти
краску бури и пепла.
И поставил я в сердце
с невеселою шуткой
балаган без актеров
на ярмарке жуткой.
1919
Желание
Перевод Виктора Андреева
Только сердце твое пылающее,
более ничего.
Мой рай – это сад
без лиры,
без соловьев —
слышен лишь родника
и ручья неспешного зов.
Без острой шпоры
ветра в плетенье ветвей густом,
без света звезды, что хотела бы
стать листом.
Только свет необъятный, который
был бы лишь светлячком
иного
сиянья,
свет в чистом поле,
в изломе взглядов признанья.
Полное отдохновение,
и мы в поцелуе слились,
и звонкие пятна
эха,
раскрывшего высь.
И только сердце твое пылающее,
более ничего.
1920
Море
Перевод Виктора Андреева
Море, оно —
Люцифер лазури. С библейских времен
за стремленье быть светом
низринутый небосклон.
Море обречено
на движение вековое,
а когда-то на своде небесном оно
пребывало в покое.
Но от горечи роковой
ты спасалось, море, любовью,
рождена ведь Венера тобой,
и своей глубиной
ты не связано с болью.
Ты прекрасно даже в печали.
И не покоряешься никому ты.
Правда, звезды твои отсверкали,
вместо них – медузы да спруты.
Море страданий и слёз,
вечное в нашей судьбе.
Шел по тебе Христос,
шел и Пан по тебе.
А Венера-звезда
свет гармонии льет над землею.
Разве все суета?
Свет Венеры стал, море, душою
твоей…
…Кто же ты, человек?
Падший ангел, не боле, признай.
И земля – вероятно, навек —
твой потерянный рай.
Апрель 1919 года
Осенний ритм
Мануэлю Анхелесу
Перевод Геннадия Шмакова
Горька позолота пейзажа.
А сердце слушает жадно.
И сетовал ветер,
окутанный влажной печалью:
– Я плоть поблекших созвездий
и кровь бесконечных далей.
Я краски воспламеняю
в дремотных глубинах,
я взглядами весь изранен
ангелов и серафимов.
Тоскою и вздохами полнясь,
бурлит во мне кровь и клокочет,
мечтая дождаться триумфа
любви бессмертно-полночной.
Я в сгустках сердечной скорби,
меня привечают дети,
над сказками о королевах
парю хрусталями света,
качаюсь вечным кадилом
плененных песен,
заплывших в лазурные сети
прозрачного метра.
В моем растворились сердце
душа и тело Господни,
и я притворяюсь печалью,
сумеречной и холодной,
иль лесом, бескрайним и дальним.
Веду я снов каравеллы
в таинственный сумрак ночи,
не зная, где моя гавань
и что мне судьба пророчит.
Звенели слова ветровые
нежнее ирисов вешних,
и сердце мое защемило
от этой тоски нездешней.
На бурой степной тропинке
в бреду бормотали черви:
– Мы роем земные недра
под грузом тоски вечерней.
О том, как трещат цикады
и маки цветут, – мы знаем
и сами в укромном логе
на арфе без струн играем.
О, как идеал наш прост,
но он не доходит до звезд!
А нам бы – мед собирать,
и щелкать в лесах, как птицы,
и грудью кормить детей,
гулять по росе в медунице!
Как счастливы мотыльки
и все, что луной одеты,
кто вяжет колосья в
