Книга Сапер. Внедрение - Алексей Вязовский

«…Тараканьи смеются усища, и сияют его голенища…» Я смотрел на Сталина и вспоминал стихотворение, которое мне на зоне рассказывал один из невольных учителей. Автора, еврея с труднопроизносимой фамилией, не то расстреляли, не то замордовали в лагерях. Там еще были слова про «широкую грудь осетина». И ничего у него не широкая грудь. Низкорослый, уставший грузин с оспинами на лице, со скрюченной рукой. Желтые прокуренные усы, равнодушные глаза. Мазнул по нам, адъютантам, взглядом, прошел в кабинет. Наши военачальники начали по одному заходить следом. Василевский, Мерецков, Жуков, Буденный…

Кирпонос, тихонько вздохнув, зашел последним.

– А что, Хрущева не будет? – поинтересовался я тихо у адъютанта Жукова, Лени Минюка. Ясноглазый высокий парень мотнул головой, приложил палец к губам:

– Не нашего ума дело. Нет его, и очень хорошо.

Хрущева в войсках не любили. Член военного совета фронта напрямую выходил на Сталина, стучал ему на генералов. А главное, требовал держать и не отводить войска на правом берегу Днепра.

Трагедия киевского котла, в котором сгинут сотни тысяч, становилась все ближе. И как ее предотвратить, я не представлял совершенно. Ведь генералы все понимают. Тот же Жуков уже предлагал отойти на левый берег. Все видят, как нависают на флангах немцы. Дураков нет. Вот закончится Смоленское сражение – и повернут танки Гудериана на Киев.

Но как сдать столицу Украины? О таком даже говорить вслух нельзя. Крамола.

– Какие планы? Потом обратно в Киев? – Леня поправил китель, посмотрел на наручные часы. – Может, еще успеем в «Метрополь»? Закрепить знакомство?

– А Жуков тебя отпустит? – засомневался я, разглядывая Минюка. Вот кому война нипочем. Налеты, аэростаты в небе, грохот зениток – все ерунда. Главное, успеть в кабак. Познакомились мы возле приемной Сталина, где собирались перед заходом в предбанник. Он, широко улыбаясь, представился: «Леонид! Минюк!» – и подал руку всем присутствующим.

– Наверное, нет, – взгрустнул адъютант. – Потащит в Генштаб. Там, кстати, рядом есть один ресторан, называется…

Голос Лени звучал каким-то фоном. Далеким и нереальным. Я же рассматривал дверь кабинета Сталина. Вот сейчас, собраться с духом, рвануть мимо охраны, зайти к нему и все рассказать. Мол, я из будущего. Дальше будет так-то и так-то.

Останавливало одно. После такого мне не жить. Или жить, но совсем в других условиях. Но как же Вера? Ее тоже пустят под «каток». Да и не только жену, там по площадям бьют. Наверняка и Пирата сактируют. Я невольно улыбнулся, вспомнив блохастика. Хоть и предал меня, поменял на Мишу-алкаша, а память оставил о себе хорошую.

«Да и поверят ли мне?» – я вернулся мысленно к разговору с самим собой.

«Кащенко» в часе езды от Кремля, а Лубянка – еще ближе. Скажут: да тебя немцы заслали, чтобы подорвать нашу оборону своими фантастическими рассказами.

Хочешь отвести войска за Днепр? Все ясно с тобой – фашистский шпион!

Рядом с дверью в кабинет прохаживался охранник, что-то вдумчиво писал Поскребышев. У него над столом висел портрет молодого Сталина в буденовке. Я так понимаю, еще времен обороны Царицына.

– Товарищи! – Поскребышев поднял взгляд, строго на нас посмотрел. – Пожалуйста, не толпитесь в приемной, пройдите в соседний кабинет.

Выпроводил адъютантов, чтобы не захламляли помещение. Мы один за другим, гуськом, покорно вышли.

– Ну что думаешь, сдадут Киев? – шепотом спросил Минюк. – Укрепрайоны-то держатся!

– Тебе минского котла мало? Слышал, там тысяч сто сгинуло… – Я прижался разгоряченным лбом к стеклу окна, закрыл глаза.

Каждый час промедления – тысяча жизней. А то и десятки.

Дальше все, словно сговорившись, замолчали. Болтать в этих кабинетах – себе дороже. Никогда не знаешь, откуда прилетит. Кто-то просто сидел, закрыв глаза, порученец Василевского что-то строчил в блокноте. Вот и я стоял, поглядывая через открытую дверь, пока не дождался наконец выхода Кирпоноса после совещания.

Тот был мрачен, лишь махнул мне рукой: мол, иди за мной.

Я наскоро попрощался с присутствующими, отдельно поручкался с Минюком, пошел на выход из здания Совнаркома. В другой ситуации я бы полюбовался парадной лестницей, залом Свердлова, видами Кремля, но не сейчас.

Молча мы залезли в «эмку», выехали с территории. Комфронта велел водителю рулить к набережной Москвы-реки. Шофер, конечно, не наш Гриша, дали нам вместе с машиной из правительственного гаража. Как только доехали, вылезли, пошли вдоль кремлевской стены. «Эмка» тихо ползла следом, пока Михаил Петрович не махнул рукой оставаться на месте.

– Я делал кое-какие записи на совещании. – Комфронта протянул мне блокнот. – Оформишь потом все на пишущей машинке. Посмотри, все понятно? А то поправим, пока еще свежо в памяти.

Разбирать каракули Кирпоноса я уже научился, да и с машинкой теперь управлялся намного лучше. Вон в цирке и медведи на велосипеде ездят. Быстро просмотрел записи – ничего особо секретного в них не было. Номера частей, которые выделялись Юго-Западному фронту, даты формирования и подвоза. Понятное дело, это для меня не особо секретные сведения: каждый день через мои руки десятки таких документов проходили. А для кого другого – так кладезь информации. Комфронта выпросил дополнительный дивизион «Катюш». Судя по всему, «шкодам», буде их вернут в рабочее состояние, придется нелегко обрабатывать укрепрайон. Ну и отлично, найдется чем вести контрбатарейную борьбу. Однако управление войсками оставляло желать лучшего, если такие вопросы приходится решать аж на уровне Сталина.

Я тяжело вздохнул, потер руками глаза.

Кирпонос мрачно зыркнул:

– Чего завздыхал? Бардаку нашему печалишься? Правильно делаешь.

– Вы мне так доверяете? А если я стучу?

– Такие, как ты, не доносят, я вашего брата знаю. Военная косточка… А если и стучишь, то хрен с ним. Расстреляют, и ладно, – махнул рукой комфронта. – Заслужили. Столько лет готовились к войне и так бездарно ее начали… Просрали все что можно. Пашка Рычагов уже арестован. Сидит на Лубянке… Павлова тоже взяли. Говорят, уже исполнили его.

– Западный фронт – самый бедовый, – согласился я, кивнув. – Только расстрелами генералов дело не спасешь…

– А чем спасешь? – горько, сам себя, спросил Кирпонос. – Все разваливается к чертям собачьим.

– В маневренной войне мы немцам не соперники. Пока не соперники.

– Это почему же?

– Связь хреновая. Да в истребительной авиации сильно отстали. С противовоздушной обороной тоже.

– Тоже мне… Америку открыл. Это тебе любая бабка на базаре расскажет перед тем, как ее заметут за пораженческие настроения.