Олег Всеволодович Лишин, Аркадия Константиновна Лишина
ЭТО НУЖНО ЖИВЫМ. Психология и педагогика военно-поисковой работы
Лишин О.В., Лишина А.К. Это нужно живым. Психология и педагогика военно-поисковой работы. — М. : Педагогика, 1990. — 208 с. — (Педагогический поиск: опыт, проблемы, находки). — ISBN 5-7115-0289-6
К ЧИТАТЕЛЯМ ЭТОЙ КНИГИ
Я хотел бы, чтобы все знали, что не было безымянных героев, а были люди, которые имели свое имя, свой облик, свои чаяния и надежды, и поэтому муки самого незаметного из них были не меньше, чем муки того, чье имя войдет в историю. Пусть же эти люди будут близки вам, как друзья, как родные, как вы сами!
Юлиус Фучик, коммунист, казненный фашистами
С 1974 г. мы руководим отрядом школьников и студентов "Дозор", который строит свою работу на основе коммунарской методики Игоря Петровича Иванова. Как известно, коммунары — это союз единомышленников, объединенных общим выбором социально важного для всех дела, которое позволяет каждому реализовать себя как личность и в то же время жить в атмосфере уважения окружающих. Последние 8 лет таким главным делом для отряда стали поиск забытых солдатских могил времен Великой Отечественной войны и захоронение погибших красноармейцев и командиров.
Останки десятков тысяч воинов еще лежат не погребенные от Баренцева до Черного моря под тонким покровом дерна в светлых и тихих лесах, где сегодня собирают грибы и землянику. А ведь еще А.В. Суворов говорил, что воина не окончится, пока не будет похоронен последний погибший солдат.
Мы начали свою скорбную работу еще в 1963 г. с дворовой командой из подмосковного поселка Петрово-Дальнее. И оказалось, что это нужно. Нужно для родственников "без вести пропавших" солдат Великой Отечественной. Узнав, где погибли их деды, отцы, сыновья, мужья, люди могут теперь туда приехать, положить цветы на могилу, поплакать, повспоминать... Но это нужно и для каждого из нас, потому что не может, не должен бесследно исчезнуть, пропасть ни один человек, не оставив по себе памяти. Мы все — наследники тех, кто был до нас, и продолжатели завещанной нам жизни. А еще это нужно для того, чтобы узнать себя, чтобы задуматься над главными вопросами бытия: кто ты, что ты, каков ты человек? Зачем, откуда и куда ты идешь? Что ты для людей и что люди тебе те, кто были, те, кто есть, и те, кто будут?
КАКИМИ ОНИ БЫЛИ?
Сколько бы ни прошло лет после войны, наше поколение осталось в ней. Вам это, хотя вы еще очень юны, понятно. Вы соприкоснулись с самой ее трагической стороной — насильственной смертью и горем тех, кто потерял самых близких людей.
Р. В. Дударова, сестра погибшего под Волоколамском 20-летнего лейтенанта Бориса Ёлкина (из письма школьникам и студентам военно-поискового педагогического отряда "Дозор", 29 марта 1989 г.)
Первое, что мы увидели, снимая толстый моховой ковер, это оплетенную корнями деревьев винтовку. Хорошо сохранившаяся, хотя древесина ложа выглядела черной и трухлявой, а ствол сплошь запекся ржавчиной, она лежала штыком к дороге, как большинство винтовок в этом лесу, узкой лентой протянувшемся вдоль окраины Замошского болота. В военную зиму 1942 г. здесь, под Новгородом, у Мясного Бора, держалась какая-то красноармейская часть. Лес был посечен артиллерийским обстрелом, в земле и теперь полно осколков. Окопов не было и, по всей видимости, быть не могло: мерзлую землю, пронизанную корнями деревьев, не брали лопаты. Поэтому под огнем врага солдаты были практически беззащитны. Одного из них мы нашли неподалеку от той самой трехлинейки, вросшей в корни дерева. Кости его почти все уже растворились в торфяной почве — можно было только догадываться, что человек упал ничком, охватив руками голову. На месте черепа росла ольха, сантиметров тридцати в диаметре. Работая несколько дней в этом мокром, болотистом лесу, мы не сразу поняли, что здесь почему-то за прошедшие почти полстолетия кости солдат в большинстве своем превратились в землю. С подобным за много лет поисковой работы мы столкнулись впервые: обычно солдатские костяки из-под дерна, из окопов и воронок, из забытых захоронений мы доставали целиком, а в условиях повышенной влажности сохранялись иногда даже мягкие ткани. Тут почему-то было совсем не так, и мы даже подумали вначале, что лес "пустой", убитых в нем нет. И только потом поняли, как надо искать здесь. Оказалось, что деревья в этом лесу растут из голов убитых. И таких деревьев здесь набралось бы на целую рощу. Может быть, древесному росточку легче проклюнуться из семечка и окрепнуть в убежище, под защитой костного свода и с хорошей органической подкормкой. Как бы там ни было, мы старались не рубить такие деревья, не повреждать их корней, хотя без этого иногда было невозможно извлечь из земли то, ради чего мы пришли в эти леса, — останки погибших и всё, что может подсказать их имена.
В поисковой работе каждый из нас проходит по грани, отделяющей живое от неживого. "Как мне казалось, — пишет в 1986 г. девушка 16 лет, — я с самого начала понимала, что мы будем делать, но как-то отстраненно. В самый последний день раскопа я вдруг осознала, что обмываю в озере кости людей, которые не намного меня старше, которые жили на земле, но которых сейчас уже нет. Это был момент прозрения. Я сидела, задумавшись, не больше трех минут, но эти три минуты показались мне очень длинными".
Вот еще два впечатления, 18-летняя студентка: "Иногда было жутко. Когда представляла, что эти руки и ноги болели, что этим мозгом человек думал... О чем думали и вспоминали парни в последние минуты жизни?"
17-летний школьник: "Заметил, неприятные ощущения проходят, если отключить себя от мысли, что перед тобой человеческие останки. Пришлось воспринимать их как исследовательский материал... Считаю, что в этом, при данных условиях, ничего кощунственного не было..."
Мы понимали, что подобные потрясения испытывал каждый, но они же и возвращали нас к жизни, к желанию узнать, представить, какими были те, кто здесь погиб. И совсем другими глазами рассматривали мы находки, обнаруженные в раскопах: старинную артиллерийскую пуговицу на гимнастерке убитого; мундштук, сделанный из половинки пластмассового смертного медальона; фаянсовую кружку с надписью "20 лет РККА";
