Николай Иванович Павленко
Граф Остерман
Автор:
Павленко Н. И., советский и российский историк, специалист в области истории России XVII–XVIII вв., доктор исторических наук, профессор, член Союза писателей, заслуженный деятель науки Российской Федерации.
Глава первая. Личность А. И. Остермана в свете исторических источников и оценок историков
Биограф Андрея Ивановича Остермана располагает обширным комплексом источников — в его распоряжении находятся законодательные акты, опубликованные в томах Полного собрания законов Российской империи, а также публикации журналов и протоколы Верховного тайного совета и Кабинета министров, напечатанные в соответствующих томах сборников Русского исторического общества.
Правда, ни публикации ПСЗ, ни журналы и протоколы Верховного тайного совета и Кабинета министров не отражают конкретного участия Андрея Ивановича в законотворчестве, но они создают фон, на котором разворачивалась его деятельность. Этот пробел опубликованных источников могут восполнить документы, хранящиеся в архивах.
Для биографа большую ценность представляют депеши зарубежных дипломатов — прежде всего потому, что авторы при их составлении пользовались не только официальными документами (указы, манифесты, реляции), но и личными наблюдениями, а также сведениями, извлеченными из частных бесед с русскими вельможами и высшими офицерами, прибывшими с театра военных действий. Два последних из перечисленных свойств депеш сближают их с мемуарами. Нами будут широко использованы депеши как один из источников при написании биографии Остермана.
Наряду с депешами иностранных дипломатов следует привлечь годовые отчеты посланников России, именуемые статейными списками. Если в депешах иностранцев их авторы лишь изредка подчеркивали свое превосходство над русскими дипломатами, то в статейных списках российские дипломаты подчеркивали свое превосходство над иноземными собеседниками, остроумно и убедительно отвечали на их вопросы и загоняли их в тупик вопросами, на которые те не могли дать вразумительных ответов.
Автору хорошо известны статейные списки, составленные русским посланником в Константинополе П. А. Толстым и чрезвычайным посланником России в Китае Саввой Рагузинским. Эти документы сближает высокомерное отношение их авторов к константинопольским и пекинским коллегам. Нет надобности доказывать, что содержание депеш неравноценно. Значение этих источников определяется свойствами натуры автора, его образованностью и широтой взглядов, коммуникабельностью, наблюдательностью, наконец, отношением к выполнению своих служебных обязанностей.
При оценке зарубежных депеш следует, на мой взгляд, отказаться от их негативной оценки, утвердившейся в трудах некоторых современных историков — эти документы, дескать, излагают события в искаженном свете, на них нельзя положиться, поскольку они нуждаются в серьезных коррективах. Многолетнее изучение автором литературы и архивных документов по истории России XVIII столетия, их сопоставление с информацией, содержавшейся в депешах, дают основания утверждать, что в отчетах зарубежных дипломатов отсутствует сознательная ложь и они достоверно отражают события. Однако это не исключает того, что к ним надобно сохранить критическое отношение, как и к прочим источникам.
Возникает вопрос о достоверности информации, содержавшейся в депешах, насколько можно положиться на оценки, даваемые их авторами событиям и поступкам, современниками и наблюдателями которых они были, насколько достоверно изложены сами события. Считаю, что на поставленные вопросы можно дать положительные ответы. Во всяком случае, авторы депеш не ставили перед собой цели излагать факты в искаженном виде. Доказательствами объективности этого утверждения несть числа. Сошлемся на логический аргумент депеши. Изложить события в искаженном виде ее автор мог лишь в том случае, если бы его донесение являлось единственной информацией. Но иностранные дипломаты исполняли обязанности резидентов и посланников в течение многих лет и даже десятилетий и, в конце концов, им не было резона прибегать к искажениям, из которых им же надлежало бы выпутываться. Кроме того, в столице государства, интересы которого представлял дипломат, в мельчайших подробностях было известно происходящее в Петербурге из донесений дипломатов, аккредитованных в других европейских государствах. Наконец, бывали случаи, когда дипломаты после отправки депеши убеждались в ее недостоверности и в следующем отчете сами исправляли свои оплошности.
Неизвестный художник. Портрет графа Андрея Ивановича Остермана. Пер. пол. XVIII в. Холст, масло. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
Поскольку опубликованные источники о деятельности Верховного тайного совета и Кабинета министров не подвергались источниковедческому анализу, есть резон хотя бы вкратце на нем остановиться.
Источники, опубликованные в сборниках Русского исторического общества о делах, отложившихся в Верховном тайном совете, разделены на две категории: на протоколы, в которых сформулированы постановления по обсуждавшемуся вопросу, и на «Приложения» двух видов.
Первые состояли из документов, исходивших из правительственных учреждений: Сената, Синода, президентов и членов коллегий, а также челобитные частных лиц. Получив доношения и челобитные, канцеляристы составляли справку, правда, не во всех случаях, о прецедентах, то есть аналогичных ситуациях, рассматривавшихся ранее в Сенате, когда он выполнял функции высшего правительственного учреждения. Ко второму виду «Приложений» относятся журнальные записи, в которых перечислялись лица, присутствовавшие на конкретном заседании Верховного тайного совета, а также перечень всех вопросов, обсуждавшихся на заседаниях высших в стране органов власти.
Отметим, что для историка «Приложения» не менее важны, чем протоколы, ибо в «Приложениях» изложены обстоятельства, вызвавшие появление протокольной записи, которой придавалось значение указа.
Верховный тайный совет был учрежден именным указом императрицы Екатерины I 8 февраля 1726 года. Указ назвал лиц, входивших в состав нового учреждения, но не определил его компетенцию, которая была сформулирована расплывчатой фразой: «…мы рассудили и повелели с нынешнего времени, при дворе нашем, как для внешних, так и для внутренних государственных важных дел учредить Верховный тайный совет, при котором мы сами будем присутствовать». Указ не назвал, какие дела, внутренние и внешние, следует считать «важными» и «государственными», но, как отметил сам Верховный тайный совет, «он служит только к облегчению Ее величества в тяжком бремени правления». Последующие указы определили место нового учреждения в правительственном механизме государства. Они, во-первых, понизили ранг учреждений, считавшихся ранее высшими: Сенат из Правительствующего превратился в Высокий, а Синод из Правительствующего в Святейший.
Все центральные учреждения (Сенат, коллегии) были обязаны отправлять в Верховный тайный совет доношения. Указ выделил значение трех «первейших коллегий» (Иностранной, Военной и Адмиралтейской), предоставив им право сноситься с Сенатом не доношениями, а промемориями, то есть как равные с равными.
Практика функционирования Верховного тайного совета внесла организационные уточнения в его работу: по учредительному указу он должен был заседать дважды в неделю, то есть в месяц — 8–9 раз, но заседал чаще: уже в феврале 1726 г. — 14 раз, в марте — 18, мае — 11, в июне — 18 и т. д. Пустой фразой оказалось и объявленное учредительным указом обязательство императрицы присутствовать на заседаниях Верховного
