hey jenn
Слепое пятно
1 — меня зовут Пирс
Сегодня пасмурно.
Небо затянуто непроглядными графитовыми тучами, всё утро с перебоями идёт дождь. Скользкая дорога способствует пробкам и стороннему шуму. Торопящиеся в неизвестность водители нервно стучат по рулю. Сигналы заполняют и без того громкую улицу, кто-то выкрикивает проклятия из машин.
На темном небе сверкает устрашающая молния, что хоть немного освещает пессимистичную серость дня. Проносится злой гром, навзрыд ревут сигнализации автомобилей. Слишком много звуков.
Дверь тихо закрывается.
Он снова бесшумно зашел. Я ухмыляюсь, не отрывая взгляда от окна с раздражающей улицей.
— Не любите дождь, мисс Магуайр?
Сел напротив меня с подносом, на котором располагались две чашки чая и небольшой фарфоровый молочник.
— Мне кажется, или Вас что-то смутило?
Это было интересно. Мужчина напротив всегда заводил разговор о чем-то выходящем за мои рамки и привычки. И сегодняшний день не стал исключением. Я медленно повернула голову и устало окинула его взглядом.
Об эти острые черты лица можно было порезаться. Грубый квадратный подбородок, устремленные вниз скулы, впалые щеки, узкая переносица с едва заметной родинкой, точеный нос. Но главное — холодные глаза. Такие, что не выражают ни одной эмоции. От них веяло чем-то колким, жестоким, но при этом таким безразличным.
— Это было неожиданно, доктор Солсбери. Не помню, с какого момента перестала слышать подобные обращения.
— Наверное, ровно с того, как вышли замуж, — на лице играет насмешливая ухмылка.
Я выбрала этого врача из сотни других только из-за негативных отзывов про его отстраненность и язвительность. Именно это мне было и нужно: отношение без эмпатии и лишнего психоанализа, леденящая честность, справедливые насмешки, профессиональные советы и рекомендации без ненужной воды.
— Точно, — подыграла я и пару-тройку раз пощелкала пальцами перед ухом, — благодарю Вас.
— Не стоит, — он прижал руку к груди и слегка опустил голову в подобии поклона, — угоститесь чаем. Двухчасовой сеанс — это не шутки, пожалейте Ваши связки.
Глаза снова упали на чертов молочник. Этот англичанин даже не пытался скрывать своего происхождения.
— Я не принуждаю Вас добавлять молоко, — уловив мой взгляд, подметил мужчина, — но советую попробовать. Не так плохо, как Вам представляется.
— Воздержусь, — я снова посмотрела в окно и слегка поджала губы, — лучше прикройте этот шумный балаган.
Доктор неторопливо встал и устремился выполнять некрасиво озвученную просьбу, больше походившую на приказ под соусом пассивной агрессии.
Мой взгляд упал на его дорогую, идеально выглаженную, рубашку. Темно-серые, цвета мокрого асфальта, брюки. На рукавах сияли запонки, переливающиеся в оттенках от белого родия до черного палладия в зависимости от освещения.
«Ни одного залома, неровности или хоть слегка помятого участка. Он точно психопат, это какой-то из ряда вон вытекающий перфекционизм».
На смену гнетущим звукам улицы пришла тишина, нарушаемая только размеренным тиканьем настенных часов в готическом стиле. Солсбери закрыл окно и вернулся на своё рабочее место напротив меня.
Кожаное кресло изумрудного цвета отлично вписывалось в интерьер серого кабинета, по периметру которого гордо располагались черные зеркальные полки. Именно за этим креслом Солсбери становился независимым судьей, честным аналитиком и личным советником для сотен несчастных людей.
Я сидела на бархатном темно-зеленом диване, что отделялось от своеобразного места силы лишь небольшим журнальным столом из темного мрамора. Это был нетипичный кабинет. В какой-то мере уникальный, ведь я почти не чувствовала себя, как на приёме.
Под ногами на черном паркете расположился светло-серый ковер идеальной прямоугольной формы. Пахло хвойным лесом и терпким мускусом.
«Кабинет олицетворяет его в полной мере. Хорошая работа».
— Вы нанимали дизайнера?
Солсбери с интересом приподнял бровь, сложив руки перед грудью.
Он помедлил пару секунд, прежде чем дать осторожный ответ.
— Вам нравится?
Короткий кивок.
— Не помешал бы его контакт. После развода нужно будет сделать ремонт в моей квартире, не хочу, чтобы что-то напоминало о старой жизни.
— Вы так категорично и твердо говорите о разводе, — он с каким-то необъяснимым удовольствием прикрыл глаза, — но всё ещё не готовы заменить обращение миссис на мисс.
— Это было неожиданно, — поправила я, сделав акцент на последнем слове, — не более.
— Давайте отставим любезности и вернемся к дню, — вдруг перевел тему Солсбери, — когда всё изменилось.
Три года года назад.
Солнечная белая кухня, отделанная светлым гладким деревом. Длинный обеденный стол, сервированный на двоих. Тарелка подсушенных томатных брускетт, греческий салат, белое сухое и он.
Светловолосый парень с небрежной подвитой укладкой и мечтательной притягательной улыбкой, рубашка оттенка крем-брюле, оливковые удлиненные шорты, состояние полной безмятежности с карандашом за ухом. Он что-то мелодично напевал себе под нос, пританцовывая во время разделки моцареллы на произвольные круги.
Я стояла в дверном проёме и думала, как мне с ним повезло. Встретить его на рубеже того момента, когда моя история могла оборваться навсегда. Без сомнения отдать ему руку и сердце. Называть себя миссис Моретти.
Невесомыми шагами я незаметно прильнула к нему, крепко обняв за талию со спины.
— Доброе утро, — теплым, как летний бриз, голосом проворковал Микеланджело, — как тебе спалось?
— Всё замечательно, — вдруг соврала я, грустно улыбнувшись этой утренней предсказуемости, — а тебе?
Он набрал полную грудь воздуха и, как подобало настоящему стереотипному итальянцу, начал в красках описывать свое утро, работу, сдвиги в проекте, новые идеи и планы на день. Только я его уже не слушала: все мысли были устремлены только к одному.
Шум в ушах причинял боль, ком в горле вызывал удушье, паника заполняла собой все внутреннее пространство. Я терпела поражение прямо в этот момент.
— Я беременна, — едва слышно шепчу, точно надеясь, что он не услышит; что его солнечный говор перебьет эту новость и насмерть затопчет в зародыше; что я ещё смогу перевести тему и никогда больше не поднимать её.
Но он услышал.
Он резко остановился.
Но казалось, словно замер весь мир. Всё его тело напряглось под подушечками моих пальцев, возбужденное шумное дыхание в миг затаилось. Посторонний звук — он откладывает нож на доску. Пауза длится всего секунду, но по ощущениям целую вечность.
Рельефный торс немедленно выскальзывает из под пальцев. Он быстро разворачивается, и я чувствую его взгляд. Ничего не остается, кроме тяжелого выдоха и принятия ситуации.
«Ты уже это сказала, Пирс ».
Поднимаю голову и встречаюсь с широко распахнутыми блестящими глазами. Его лицо обрамляет счастливая летняя улыбка первокурсника, зачисленного на тот самый факультет. Крепкие руки нежно хватают меня за бёдра.
Я обнимаю его ногами и он разворачивается
