Жека
Глава 1. Жека и корифаны
1988 год Жека запомнил по двум причинам. Он закончил восьмой класс средней школы и поступил в технарь. Конечно, в школу можно было ходить и дальше, но учиться придётся ещё хрен знает сколько, и носить хрен пойми что из одежды ему не хотелось, да и не взяли бы — две тройки не давали никакой шанс поступить в девятый класс. Из четырёх восьмых в школе набирали только один девятый. Поэтому, получив аттестат о неполном среднем, Жека только с облегчением вздохнул, и пошёл по жизни дальше. Куда поступать? Да кто ж его знает... Город рабочий. По идее, надо бы в металлургию или горношахтное, но мать как всегда, влезла в планы.
— Иди в торговый техникум. Будешь колбасу нам с работы таскать...
Экзамены в техникум сдал на хорошо — алгебра, русский, история. Эти предметы он любил. Не то, что черчение и география с химией. Поступил на механика по ремонту холодильного оборудования. Специальность предполагалась сытая. Жека был родом из многодетной семьи. Пятеро детей, он старший. Отец с матерью работали на заводе, денег так себе — батя побухивал, да и на младших уходило много. Поэтому содержание Жеки шло по остаточному принципу. Старший — потерпишь... Летом он гонял в обычных чёрных брюках за тридцать рублей, и туфлях из кожзама слоновьего размера. Плюс обычная ситцевая рубашка, уже порядком застиранная. Когда холодно, одевал синюю шерстяную олимпийку. Зимой старенькую отцову куртку. Так и ходил по району, да ездил в деревню к деду.
К деду Жека ездить любил, и самостоятельно ездил с 14 лет. За картошкой и прочим. Жил дед за городом, в деревне, в старом доме с большим огородом аж в 30 соток. Был ветераном войны, разведчиком, гвардии сержантом, имел два ордена и две медали. Брат его погиб на войне, оттого на доме местными тимуровцами были прибиты две звёздочки. Одна красная, другая красная с чёрной каймой. После войны дед работал в совхозе электриком и слесарем, потом пошёл на пенсию. Пенсия приличная. 75 рублей. Как ветерану войны постоянно одаривали его отоваркой, куда входила тушёнка, сгущёнка, гречка, шпроты, шоколад, кофе, и многое такое, что Жека и пробовать-то не пробовал. Дед, куривший всю жизнь махорку, и пивший самодельную бурду, к роскошной жизни не привыкши, всё это каждый месяц сплавлял в Жекину семью. Бабка умерла с пяток лет назад, и девать продукты было некуда.
Держал дед постоянно трёх-четырёх свиней, которых колол с наступлением морозов. Жека смотрел на громадные куски мяса, лежащие на досках у потолка веранды и офигевал. Но деду такое богатство пользы не приносило. Половину он продавал, деньги пропивал, что-то раздавал с щедрот. И к концу зимы денег оставалось только на новых поросят.
Жека брал рюкзак, мать совала в старенькую куртку рупь, и Жека шёл на остановку, чтоб доехать до вокзала. Трамвай туда-сюда стоил 6 копеек. Электричка до 3 зоны и обратно 40 копеек. Сдачи от рубля хватало ещё на стакан семечек. Жека ходил по базару среди рядов бабок-семешниц, со знанием дела пробовал у каждой по щепотке. Выбирал что покрупнее да пожирнее, платил полтинник за стакан, брал газетный кулёк, или просто ссыпал в карман. Так и ехать веселее, главное, чтоб не спросил никто попробовать. Став постарше, Жека брал уже половину стакана, а на 25 копеек покупал пачку сигарет без фильтра, «Полёт» или «Приму». Курить начал рано, как и все, с 13-14 лет. Был он высоким, и в киосках продавали без проблем. Так ехать вообще было весело. Главное, мусорам не попадаться — смотрел в оба.
Одевался конечно, всегда простенько, но жили они сначала в старом квартале, где обитала заводская беднота и всякого рода уличная шпана. Однако когда Жека закончил школу, матери, как многодетной, дали квартиру в новом, только начавшем застраиваться районе. Здесь народ был чутка побогаче.
Потом Жека поступил в технарь, и там простенько одеваться уже оказалось совсем стрёмно. Перед первым сентября пришли на перекличку, и Жека неприятно удивился одногруппникам — большинство пацанов блатноватые на вид и борзые. Ну да ладно. Стерпится может как-нибудь. Однако... Не стерпелось. Большинство одногруппников родом из семей с одним или двумя детьми, ходили в югославских кроссовках, и импортных джинсах с барахолки. У некоторых джинсовые и кожаные куртки, что для Жеки казалось совсем уж нереальной мечтой. Поэтому сразу же парень стал объектом травли. Да и на внешность не такой уж красавец он, чё уж там... Высокий, худощавый, с тонкими руками, большими ушами, да ещё и в очках. Очки, правда, надевал только на уроках.
— Слышь ты, длинный, куда пошёл? — орали одногруппники, когда Жека выходил из кабинета. — Или тебя ушастым звать? Ушанка, ты куда? Или очкарик? Очкан! Очкошник!
Назло, рядом проходили девчонки, и смеялись конечно же... Жека сквозь землю готов был провалиться, но ничего поделать не мог — одногруппники скорифанились, и ходили везде толпой. Были в группе ещё пара изгоев, но им почему-то доставалось меньше. Одевались получше, могли огрызнуться. Жека же всё стеснялся, всё боялся чего-то...
Когда давали первую стипуху, тридцать рублей, пацаны сразу сказали, что будут пасти местные блатные, поэтому лучше уходить задворками, по кустам. Ну... Ладно... Получив в кассе три красные бумажки, Жека снял туфли и положил деньги в носок. Потом попрыгал, вроде незаметно. Пошёл с заднего хода, с мастерских, где и ходили-то редко кто. Дверь выходила в заброшенную аллейку, заросшую кустами. Тут и дёру дать можно в случае чего.
Открыв дверь, осторожно выглянул — никого. Не успел пройти десяток метров, как сзади раздался сиплый возглас.
— Эй длинный, ты куда? А ну вертайся сюда, побазарим.
Внутри у Жеки как похолодало всё. На ватных негнущихся ногах он пошёл обратно, словно на голгофу. Там стояли два широкоплечих низкорослых паренька. Одного звали Фотич, третьекурсник. Был он в спортивной форме и высоких адиках. Пацаны говорили что занимался боксом в городской секции. Может и правда... Нос у него точно был плоский, как и уши. Огромные кулаки как гири он держал перед собой. Другого звали Талдыч. В кожаной куртке и спортивных штанах. Лысый и круглорожий. Лет двадцати пяти. Чем он занимается, никто не знал. Учитель по механике в шутку называл его «рэкетмен». Он давно закончил технарь, но постоянно тёрся тут.
— Иди,
