Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
Пролог
Миссис Камински знала. Знала заранее.
До того дня мы считали ее психичкой, параноидальной мамашей, да попросту ненормальной. За глаза мы называли ее надзирательницей и сочувствовали Мо, ведь ей приходилось мириться с тем, что ее мать всего боится, что у нее навязчивые идеи. Миссис Камински не просто берегла дочь – она ее от всего ограждала. Мо разрешалось пойти на день рождения, который устраивали у бассейна или на пляже, только если у воды дежурил спасатель, а на праздник приглашали еще и саму миссис Камински – тень женщины за сорок, что караулила дочь на песке или у бортика, не спуская глаз с буйствующих двенадцатилеток. О поездке в Диснейленд Мо даже мечтать не могла. При этом по виду миссис Камински – худенькой, тихой женщины ростом чуть выше полутора метров – никак нельзя было сказать, что она так сильно трясется над Мо.
Мы тайком шептались о том, что миссис Камински в детстве наверняка пережила что-то ужасное и потому так опекает свою дочь, но Мо сказала, что дело вовсе не в этом. Просто ее мама уверена в том, что никто не станет следить за чужими детьми так же, как за своими собственными. Мо вообще вела себя по отношению к матери очень благородно и на удивление терпеливо. Никто из нас не вынес бы, если бы наши матери вмешивались в нашу жизнь так, как миссис Камински – в жизнь Мо.
Когда мы учились в шестом классе, ее решимость наконец дрогнула, словно гранит заменили на чуть более податливую сталь. Все шестиклассники, за исключением Мо, собирались на школьный урок-экскурсию по естествознанию. Учительница позвонила миссис Камински, потом директору, потом моей маме. И мама сумела ее убедить. Мой отец должен был поехать вместе с группой и обещал лично присмотреть за Мо. Возможно, она тогда сдалась потому, что доверяла моим родителям, или потому, что та экскурсия была важной частью школьной программы. А может быть, она просто поняла, что не сможет всю жизнь держать дочь в поле зрения. В любом случае впервые в жизни двенадцатилетней Мо было позволено покинуть гнездо без мамы.
С тех пор миссис Камински регулярно доверяла нам свою дочь, и всякий раз мои родители считали своим священным долгом уверить ее: «Мы за ней приглядим», «С ней все будет в порядке», «Мо нам как родная». В последнее время я без конца вспоминаю все эти банальности, гадая, могли ли пустые, беспечные заверения спровоцировать случившееся или они все же не имели никакого смысла и произошедшее было неотвратимо.
После той памятной экскурсии меня тоже часто вверяли заботам миссис Камински. Правда, мои родители никогда не требовали гарантий того, что со мной ничего не случится. Мо – единственный ребенок в семье, так что меня брали за компанию в каждый их семейный отпуск. Я побывала в Африке и в Испании, в Таиланде и на Аляске. Мои родители охотно и без колебаний принимали все приглашения, не требуя взамен никаких громких обещаний – вроде тех, что давали мы, забирая Мо. Возможно, они считали, что эти обещания обоюдны. Или же в глубине души знали, что не получат подобных уверений и тогда им придется отказаться от приглашения. Я думаю, мои родители понимали, что миссис Камински тщательно проанализировала собственные страхи, заранее обдумала, как поведет себя, оказавшись в рухнувшем здании, у извергающегося вулкана, на тонущем корабле, и пришла к выводу, что в ситуации, когда ей придется сделать страшный выбор, она выберет собственного ребенка. А значит, даже несмотря на то, что мы с Мо были как родные, меня все равно спасли бы второй.
Я с самого детства помню, как мои сестры, подруги, да и я сама, закатывали глаза, едва услышав имя миссис Камински. Мы все считали ее ненормальной.
Теперь никто больше не думает, что она ненормальная.
Она знала. Заранее. И я никак не могу понять откуда. Может, она провидица? Может, у нее особый дар? Может, она что-то предчувствовала? Или же Мо говорила правду и это была рациональная, четко продуманная позиция, в основе которой лежала уверенность в том, что никто не станет следить за чужим ребенком так же, как за своим собственным, и, если придется делать выбор, чужого спасут вторым?
Вот о чем я думаю теперь. После всего.
1
«Еще раз спросят, какая лента лучше, розовая или золотая, и я сорвусь! ДА ВСЕМ ПО ФИГУ! Решите уже, а? Я ТУТ ПОМИРАЮ!!!»
Ответ от Мо приходит почти мгновенно: «Похоже, тебе там весело!»
Выдрать зуб и то было бы проще. Эта пытка длится уже целых пять месяцев. После объявления о помолвке моей сестры все мельчайшие подробности ее свадебной церемонии без конца, до тошноты препарируются, изучаются и обсуждаются, при том что до великого дня еще три месяца. До тошноты. Какое точное выражение и как нечасто мы его используем, а ведь сейчас лучше и не скажешь: от этих приготовлений меня вот-вот вырвет.
Сегодня пятница. Стоит чудесная, ясная погода. В такой день лучше всего торчать на пляже с друзьями, кататься на сёрфе или на скимборде. Но вместо этого я, вжавшись спиной в стену, сижу на полу примерочной в салоне для новобрачных и смотрю, как моя сестра демонстрирует собравшимся – то есть мне, поневоле записанной в ее свидетельницы, маме и тете Карен – свое свадебное платье. Другой нашей сестры, Хлои, здесь нет. Где-то через неделю после помолвки она ненароком обмолвилась, что институт брака – это устаревший патриархальный конструкт, служащий угнетению женщины, и незамедлительно лишилась должности свидетельницы, а я, напротив, пошла на повышение.
Интересно, где она сейчас? Скорее всего, они с Вэнсом гуляют по центру города, держась за руки, наслаждаются теплом и солнцем, то и дело останавливаются и целуются. Я едва сдерживаю стон зависти и восхищения: уже не в первый раз я думаю, что это наверняка была не просто обмолвка. Хлоя – мастер в подобных делах. Она всегда добивается своего, а я точно знаю, что ей ни при каких обстоятельствах не захотелось бы провести целых восемь месяцев бок о бок с мамой. Получается, она сделала все возможное, чтобы этого избежать.
Я хмыкаю, вдруг осознав, насколько тонко все было сработано: моя сестра обеспечила себе свободу, хотя сама ни от чего не отказывалась, и чужими руками переложила на мои плечи бремя стать сподвижницей Обри. Представляю, как Хлоя самодовольно ухмылялась, продумывая свою гениальную схему. А ведь она знает, как сильно я ненавижу подобные мероприятия: я хожу по магазинам, только если у меня напрочь закончилось чистое нижнее белье; знает, что не в моем – в целом открытом и жизнерадостном – характере восемь месяцев подряд вести разговоры о шмотках с неестественно счастливой, всеодобряющей улыбкой на лице.
– Что думаешь, Финн? – спрашивает Обри, вынуждая меня поднять глаза от экрана телефона, где как раз показывают подборку забавных мемов с животными. Я отрываюсь от картинки, на которой кот, сидя верхом на хаски, кричит, указывая лапой на убегающую мышку: «Не упусти ее!»
Я моргаю, и натянутая улыбка сходит с моего лица, а в горле вдруг встает ком. Хотя я терпеть не могу все эти кружева, свадебные хлопоты и прочие девчачьи радости, в груди набухает целый ворох совершенно девочкиных чувств. Вот уже две недели Обри квохчет о своем платье, без конца трезвонит о том, какое оно идеальное. Обычно я пропускаю мимо ушей ее трепотню – атласное то, шелковое сё, какой-то рубчик тут, нитки жемчуга там, ювелирный вырез сям. И вот теперь она стоит или скорее возвышается надо мной на шпильках, в волнах желтовато-белого, мягкого, словно текучего атласа, сбегающих вниз от ее до невозможности тонкой талии, в потоках крошечных жемчужинок, что вихрем раскатываются, разлетаются от того самого ювелирного выреза и напоминает мне сказочную принцессу, самую добрую и прекрасную волшебницу в мире. Я с изумлением отмечаю, как она хороша, а еще, кажется, чуточку ей завидую.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
