Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
Если что-то страшно – иди этому навстречу,
Тогда не так страшно.
А. В. Колчак
11 августа 2002 года
Российская Империя, Казань.
Казанский кремль
Кремль, крепость в центре города, его административный и политический центр, был в каждом городе России, построенном в Средние века или даже ранее. Где-то, как, например, в Новгороде, кремль был архитектурной достопримечательностью, объектом для привлечения туристов в город и не более того. Где-то, как в Москве, в Кремле жил губернатор какой-то области необъятной Империи. Особое место занимал Казанский кремль, кремль города, который по возрасту старше, чем Москва и Санкт-Петербург, который не является столичным, но занимает законное место в числе самых развитых и экономически значимых городов Империи. Города, в котором одновременно находятся штаб-квартиры компаний, контролирующих нефть Востока и значительную часть исламского финансового капитала страны, который известен тем, что входит в проекты не за проценты, а за долю в бизнесе, и поэтому на нем держится половина российских инновационных разработок. Город, единственный в мире, где пересекаются две ветки стратегической железной дороги, ведущие с севера на юг и с запада на восток, – это пересечение обслуживал железнодорожный терминал под Казанью, столь огромный, что он сам был маленьким городом. В Казанском кремле располагался не только дом генерал-губернатора, но и резиденция мусульманского духовного управления, духовно окормляющего шестьдесят процентов населения страны[1]. Казанский кремль был единственным, не считая Московского, который служил средоточием власти. И символом его были не только белые стены, высящиеся на крутом берегу, но и огромная мечеть с четырьмя минаретами, горделиво возвышающимися над Казанью и по вечерам подсвечиваемыми снизу прожекторами. Пять раз в день правоверные собирались здесь на намаз, повинуясь зову азанчи.
Ближе к вечеру над Казанским кремлем, где имелась вертолетная площадка, завис вертолет. Это был обычный армейский тяжелый вертолет Сикорского, не машина особой авиаэскадрильи, а вертолет, принадлежащий шестьдесят шестой лейб-гвардии десантно-штурмовой дивизии. По вполне понятным причинам все самолеты и вертолеты Особой авиаэскадрильи были поставлены на прикол, а Цесаревич, теперь уже император Николай Третий, правда, еще не прошедший обряд помазания на царство, но уже принявший присягу гвардейских полков, пользовался вертолетом, приписанным к той дивизии, в которой он служил. По этой же причине его сейчас охраняли ее десантники. Уже три дня в стране действовал режим чрезвычайного положения.
Опытный летчик ювелирно посадил машину на площадку, предназначенную для вертолетов, в полтора раза меньших по размеру, первыми из вертолета высыпали несколько десантников, организовав охраняемый периметр. Уже было известно о том, что исламские экстремисты после последних событий приговорили Августейшую семью к смерти, и рисковать никто не хотел, даже здесь. Императрица, которая была на поздних сроках беременности и у которой случилась истерика, сидела безвылазно в Екатеринбурге, куда была тайно перевезена из Царского Села, считавшегося уязвимой мишенью для террористов. Само Царское Село, помимо обычной охраны, охранял десантный полк. Все спецслужбы отрабатывали ранее не встречавшуюся в реальности ситуацию «Атом» – возможное террористическое нападение с применением ядерного оружия. К двум болевым точкам на карте Империи – югу (Персия) и западу (Польша) стягивались все новые части, они стояли не в городах, как обычно, а рассредоточившись на местности и принимая все меры к тому, чтобы снизить ущерб от возможного ядерного удара. В стране был объявлен семидневный траур по убитым в Берндер-Аббасе и на Каспийском фронте.
Когда десантники обеспечили периметр, из вертолета вышел и сам Николай, сильно осунувшийся, с нездоровым блеском в глазах. За последнее время он спал урывками, проводил совещание за совещанием, встречался с людьми. Мало кто знал, что он лично побывал в Басре, прилетев туда на несколько часов – ближе к месту трагедии его не подпустила охрана, даже эта поездка была предпринята вопреки категорическим возражениям военных.
– Оставайтесь здесь, – сказал он вышедшим следом десантникам, каждый из которых был вооружен автоматом и получил приказ не отходить от Государя дальше чем на пять метров. Десантники отрицательно качнули головой – они имели приказ, и отменить его не мог сам Государь.
Устало махнув рукой, Государь пошел навстречу маленькой группе встречающих его священнослужителей.
Встреча состоялась в небольшой, причудливо для русского человека обставленной комнате, в одном из крыльев Казанского кремля. В комнате не было ни одного предмета мебели – только ковры и накрытый дастархан. Дастархан накрыли, не спрашивая Государя – он был гостем, а по местным традициям гостя следовало накормить, прежде чем приступать к делам, – и отказ преломить хлеб принимался здесь за оскорбление.
Государь служил на Востоке – поэтому хоть и с трудом, но сумел расположиться перед дастарханом с должным удобством, так, чтобы не затекали и не болели ноги – непривычному человеку сделать это невозможно. Напротив него сидел среднего роста старик с длинной, седой бородой и черными, блестящими, как маслины, глазами. Несмотря на то что этот человек был стар, ни в его облике, ни в его поведении не было заметно ни единого признака увядания, в свои восемьдесят с лишним старик был бодр и деятелен. В жестах и взгляде проскальзывала властность и непререкаемость – это и неудивительно, старик был кади, судьей и входил в состав Совета Судей, в который входили известные и уважаемые всеми шариатские правоведы из Мекки, Медины, Багдада, Абу-Даби и Казани. Совет Судей был одним из высших органов уммы – мусульманской общины, он имел право судить правоверных и поступки их по нормам шариата, а решение его было прецедентом для нижестоящих кади. Каждый из кади был правоведом и специалистом по шариату, по меньшей мере, с тридцатилетней практикой. Этот старик был кади сорок с лишним лет и знал еще Александра Четвертого Великого.
Первым делом подали чай, молоко и хлеб, старик знал, что русские не едят пищу всухую, и поэтому приказал подать чай к традиционной лепешке. Лепешку преломили натрое (один из десантников был в комнате и как гость имел право на свою часть лепешки) и съели, запив очень крепким, почти дегтярной черноты чаем. Потом старик жестом приказал подавать плов – он не знал о вкусах гостя, но долг гостеприимства требовал накормить его досыта, и потому на стол подали самое распространенное и популярное блюдо.
После того как плов съели – его брали руками из общего блюда в полном молчании, – снова принесли чай и сладости. Чай Государь выпил – при его усталости глоток чая был совсем не лишним, – а от сладостей отказался, сопроводив отказ традиционным поклоном, извиняясь и благодаря за еду. Старик поклонился в ответ.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
