Елена Тимохина
Источник и молния
Автор хотел бы выразить глубочайшую признательность следующим лицам, без помощи которых всё это так и осталось бы пустой мечтой и кучей бревен: старосте деревни, в прошлом преподавателю районного вуза, и ее супруге, мастерице-садоводу, деревенскому экономисту и её мужу, доке в юриспруденции и разведении кур, самоучкам плотникам, механикам и прикольным дядькам, не побоявшиеся набить мозолей в реорганизации системы, а также их детям — все они не имели специальных познаний в оборудовании источников, но успешно применили их на практике. Эти люди достойны, чтобы их помнили.
Утром старик поднялся с больной головой. Он достал из холодильника пузырек, остро пахнувший лекарством, и щедро плеснул в рюмку элеутерококка. Выпущенный в организм заряд бодрости расплескался по желудку, давая организму возможность продержаться до обеда.
А еще через полчаса его решимость окрепла, и он точно знал, что будет делать сегодня.
С той же решимостью много лет назад его бабка, выглянув в окно, увидела продотряд, приехавший раскулачивать деревню. Похожее уже происходило в соседнем селе. Помня опыт соседей, жители деревне ожидали карательной экспедиции. Они знали, что их отправят в голодную степь без продуктов и теплых вещей, а жилье велят строить в чистом поле. Дети при такой жизни умирали сразу, а их у бабки было семеро.
Уж лучше бы убивали сразу.
Мужчин к тому времени извели, но у нее оставалась мужнина винтовка, и она приняла стойку, упершись ногой в стену, чтобы не сбиться с цели при отдаче.
Выпущенный ею заряд положил одного сразу, а второго — на бегу. Каратель думал спастись и уйти огородами. Со стороны узенькой улочки, ведущей к вишневым садам, по целям работали другие. Бабка вспоминала, что она тогда щедро отмерила огня.
После того, как пороховой дым расплескался по деревне, односельчане выволокли узлы, приготовленные загодя, погрузили их на подводы и ушли в лес.
Бабка никогда не сетовала на жизнь, говорила, что перенесенные испытания закалили в ней стойкость.
…Старик приподнялся, по привычке упираясь в то место стены, которое еще хранило отпечаток бабкиного башмака, и покряхтев, встал.
В этот самый момент он глянул в окно и увидел грозовые облака.
Что за день сегодня такой, а?
Началось в деревне утро…
Но давай по порядку.
Вода — вот о чём стоило беспокоиться. Сейчас и через десятки лет.
В конце деревни давно никто не жил, но там на горе находился старый колодец, а пониже его, метрах в тридцати, родник. О колодце напоминал остов, с каждым годом все более разрушавшийся. Ему насчитывалось лет семьдесят, но в последние сюда не заглядывали, а ходили на родничок, вода в котором струилась испокон веков. Вокруг источника каждый год деревенские устраивали шествие, а в завершение исполняли акафист Богородице. Она защищала эту волжскую деревню от молний.
В давние времена матери приводили празднично одетых детей, располагали их кружком перед родником на коленях, а рядом вставали сами. В такой день родник звучал радостно, а вода становилась особенно вкусной. Ее набирали для питья, и еще, обязательно — для засолки и маринадов.
Выше источника располагался и второй, где устроили мыльню для стирки белья. Когда деревенские протянули самодельный водопровод, воду качали из того дальнего источника. Две войны разметали иллюзии о человеческом братстве. В девяностые годы в деревне наступил разброд, общественные трубы растащили и продали на металлолом, а еще раньше украли насос, качавший воду, а перед тем деревенские рассорились из-за платы за насос. Какие тогда были деньги? Грощи!
Последующие пятьдесят лет все носили воду из колодца, а потом освоили технологии и принялись бурить скважины на участках, добывая бурую, богатую железом воду. Она соответствовала сущности людей из деревни — темной, отнюдь не прекрасной, но идеально им подходящей.
Хотя вода в колодце стала непригодна для питья, родником пользовались постоянно. Когда встал вопрос о расчистке водных источников, никто не предложил строить новый колодец. При таком безденежье крестьяне могли рассчитывать только на свои силы, а их хватило лишь на восстановление родника.
Пассивность населения — а на субботник вышла едва ли десятая часть мужчин деревни — объяснялась финансовым провалом, в который людей загнала газификация района. Если кто и питал иллюзии, что после ста с лишним лет советской власти в дом придет газ, то они рассеялись после двух лет, последовавших за прокладкой газовой магистрали. Новое жёлтое оборудование пылилось по дворам, но деревню так и не подключили к газу. Скорые на расчет подрядчики обчистили семейные бюджеты, предоставив взамен трубы, при прокладке которых допустили немало ошибок. Приобретенные котлы и прочие агрегаты стояли в бездействии. Имея больше времени на раздумья, деревенские бы смекнули, что официальный путь не самый скорый, но властям требовалось освоить газовый фонд, вот и они торопили с газификацией. Деревенские были включены в общий процесс. Деньги для них не составляли проблемы: у них не имелось денег, а значит, и проблем.
Все, что могли сделать местные жители, это выдвинуть своего человека в районные депутаты. Мундеп пожимал руки мужикам, а старушек подвозил на своей машине до города.
Искушенный в политической борьбе человек указал бы им, что выдвиженцу нет до них никакого дела, но деревенские птенцы только пробовали себя в политике и еще питали иллюзии. Кандидат казался им человеком порядочным, потому что действовал в интересах обчества, и для начала засыпал сельские рытвины шлаком. Он был мелким бизнесменом, держал автостоянку, использовал свои связи в дорожном строительстве, и шлак ему достался даром. Короче, мундеп попался им честный и совершенно нереальный. Как мыши-рокеры с Марса, например.
К тому времени в деревне начались первые перебои с водой: скважины затягивало песком, и даже после прочистки поступление воды значительно сократилась, а ее качество ухудшилось. Зимой многие скважины «схлопнулись» — так тут говорили.
На субботник по расчистке родника решили собраться всем миром, хотя с самого начало стало ясно, что придут не все. Кое-кто отбыл в столице на вахту, но большинство людей просто уклонились, ибо привыкли уклоняться всю жизнь. Так и деревня, сколько стояла на левом берегу Волги, уклонялась от молний, без которых не обходились грозы. Незадачливые дачники из города срубили на своих участках два вековых гиганта, отводивших молнии от деревни — березу и тополь, но еще оставались две липы и лиственница.
К числу залуженных ветеранов относилось и сухое дерево, стоявшее у родника. На памяти поколения оно
