1. Базель. Март 1476 года
В город, раскинувшийся в предгорье Альп, на излучине широкого и полноводного Рейна, через ворота Шпалентор, охраняемые двумя круглыми зубчатыми башнями из красного песчаника, въехали двое всадников. Они едва поспели за тусклым диском солнца, что лишь угадывался в туманной дымке, спеша спрятаться за горизонтом, иначе бы провели ночь за городскими стенами.
— Томмазо ди Кавальканти, с письмом к его преосвященству, — громким, командным голосом назвался страже крупный мужчина средних лет, с небольшой, аккуратно подстриженной темной бородкой, слегка округлявшей его лицо, с длинными волосами, ниспадавшими из-под широкополой шляпы. Он говорил на немецком без акцента, лишь имя и крючковатый ястребиный нос выдавали в нем чужеземца. — Меня сопровождает оруженосец — Джованни Бальо.
Его спутник, кутавшийся в пыльный плащ с капюшоном, под которым виднелся нагрудник кирасы и к седлу которого была приторочена аркебуза, услышав свое имя, молча кивнул.
Командир окинул их внимательным взглядом и нетерпеливо взмахнул рукой.
— Проезжайте! — И тут же скомандовал алебардщикам: — Закрыть ворота!
К удивлению путников, на узких, вымощенных камнем улочках царило праздничное оживление. Здесь было полно ликующего народа, явно спешащего в центр города; повсюду слышался смех, радостные крики, издалека донеслись глухой барабанный бой и пронзительные звуки труб. Впереди всех, замедляя движение, шел в полном составе цех пекарей, одетых в традиционные одежды, в белых колпаках, далее следовали цеха суконщиков, башмачников.
— Если бы не начался Великий пост, то можно было бы подумать, что мы попали на карнавал, — недовольно промолвил Томмазо, — а сегодня даже не воскресенье.
В городе он был не первый раз, поэтому уверенно двигался к дому базельского епископа Йохансона III, расположенному недалеко от главной — Рыночной — площади, сразу за францисканским монастырем. Они пересекли площадь с большим фонтаном, украшенным статуей Богоматери, и миновали кафедральный мюнстерский собор с двумя шпилями, пронзающими начинающее темнеть небо.
Приземистый дом епископа — словно крепость в миниатюре — был темен, мрачен, и создавалось впечатление, что в нем нет ни души. Но когда путники спешились, а Джованни стукнул несколько раз бронзовым кольцом о кованую дверь ограды высотой более человеческого роста, отворилось небольшое смотровое окошко.
— Кто такие? Что нужно? — неприветливо поинтересовался привратник, словно навсегда уверовавший в коварство и злодейские помыслы всех людей без исключения.
— Мессир Томмазо Кавальканти с письмом к его преосвященству от его святейшества! — выкрикнул Джованни Бальо на итальянском, будто собирался докричаться до противоположного берега Рейна.
Окошко тут же захлопнулось.
— Тише, Джованни! В мои планы не входит объявить об этом всему городу, — одернул оруженосца Томмазо. — Рассчитываю завтра отправиться в обратный путь, до того как в городской магистратуре узнают о моем приезде.
Джованни вздохнул, понимая, что надежды отдохнуть после трудной дороги весьма призрачны.
Двери Открылись не так быстро, как путники рассчитывали.
— Проходите! — Привратник в темной сутане вежливо склонил голову, блеснув тонзурой.
Следуя в дом, путники миновали двух стражников в блестящих кирасах, вооруженных алебардами. На входе их встретил еще один служитель в сутане, назвавшийся отцом Томасом, он держал в руке подсвечник с тремя горящими свечами. Они прошли через анфиладу темных комнат-зал, но Томмазо не покидало ощущение, что безлюдность здесь — кажущаяся, он все время ощущал чужой, враждебный, не оставляющий их взгляд из темноты.
Служитель подвел их к закрытой двери и, испытующе взглянув на Томмазо, промолвил:
— Его преосвященство вас ожидает! Одного!
Но он не спешил открыть двери. Томмазо его понял и, сбросив длинный плащ с капюшоном, остался в коротком камзоле, на поясе у него висели меч и кинжал.
— Его преосвященство не любит, когда к нему входят вооруженные. — Служитель требовательно протянул руку, и Томмазо, не колеблясь, отстегнул пояс с оружием и передал ему.
Служитель открыл двери, склонившись в поклоне, и пропустил его внутрь. Томмазо оказался в продолговатом зале, посреди которого был установлен длинный т-образный стол, покрытый белой скатертью, со стоящими через равные промежутки подсвечниками с горящими свечами. За столом сидел полный мужчина в малиновой пелерине поверх темной сутаны, на головеу него была маленькая малиновая епископская шапочка с хохолком сверху.
— Подойди ко мне, сын мой! — прогрохотал епископ, чей тембр голоса больше подошел бы кондотьеру в пылу сражения.
Вблизи круглое обрюзгшее багровое лицо епископа, пожалуй, даже гармонировало с цветом шапочки и пелерины. Томмазо, опустившись на одно колено, поцеловал пухлую руку епископа, украшенную драгоценными перстнями, словно у венецианской модницы, а, подняв голову, поймал пристальный взгляд маленьких поросячьих глазок.
— Я жду письмо его святейшества, — нетерпеливо произнес епископ.
Томмазо молча протянул свернутое в виде свитка письмо Папы. Выражение лица епископа ему не понравилось, и он предчувствовал, что помощи от него не будет.
— Ты знаешь, о чем говорится в письме? — поинтересовался епископ, закончив чтение.
— Да, ваше преосвященство, знаю.
— Я не смогу выполнить просьбу его святейшества — не имею для этого возможности. Власть в городе постепенно сосредотачивается в руках представителей цехов и торговцев — магистрат и Малый совет уже полностью принадлежат им. Взять Гирландайо под стражу и отослать в Рим — здесь это вызовет бурю негодования. Это то же самое, что поднести горящий фитиль к бочке пороха. — Епископ нервно поднялся, демонстрируя большой живот и широкий малиновый пояс. — Слышите, как веселятся?! — Он махнул рукой в сторону плотно закрытого окна, через которое, однако, проникал глухой гул толпы на площади.
— Что здесь происходит? Это веселье в столь неурочный час… — недоумевая, поинтересовался Томмазо.
— Празднуют победу. Карл Смелый[1], желая расширить свои владения, напал на Грансон, взял его штурмом и жестоко отомстил за поражение при Фрахье[2]- повесил всех захваченных в плен. Союз восьми кантонов под предводительством Берна собрал армию, к которой присоединились отряды из других швейцарских кантонов. Базель также собрал полуторатысячный отряд под командованием Петера Рота, несмотря на мои возражения и нежелание ссориться со столь могущественным государем, которого боится даже французский король Людовик XI. Объединенному войску помогло не иначе как чудо — оно разгромило отряды герцога, захватило обоз и более четырехсот орудий, и это при минимальных потерях. В отряде из Базеля никто не погиб, основные потери понесли бернцы — несколько десятков человек; бургундцы потеряли более трех сотен, не считая пленных, которых ожидает смерть. Теперь вы понимаете, почему я не могу ЭТОГО сделать?
