Олег Готко
О чём шелестят листья
«Дорога назад тоже всего лишь движение вперёд», — лениво думал Иван Варга, бредя лесной тропинкой за проводником. Никакого трепета из-за того, что почти через двадцать лет возвращается на родину, он не ощущал. Иван был не шпионом, а обыкновенным бухгалтером. Рядового же счетовода невозможно представить охваченным эйфорией при мысли, что дебет не сошёлся с кредитом.
Варга вздохнул. А ведь так с его жизнью, сделавшей на днях лихой вираж, и случилось. Иначе сейчас, в конце лета, не проклинал бы лесную мошкару, норовящую испить побольше его кровушки, и кирзовые сапоги, до боли напоминающие две мясорубки. Иван сидел бы в конторе фирмы «Кергель и сын» и продолжал мечтать о наследстве бездетного дяди-долгожителя. Да, грезить он ещё был способен, пусть даже тридцать шесть лет и не самый подходящий для этого пустого занятия возраст. Впрочем, что может быть при его профессии более бесплодным, нежели гроссбух, мёртвые числа и слово «засуха»?..
Подбирать слова, придающие явлениям жизни окончательную, пусть и отчаянно субъективную ясность, было хобби бухгалтера. Как реалист до мозга костей, он во всём любил определённость. И даже свои мечтания основывал на диагнозе. Однако дядя жил и жил, будто пытаясь доказать, что на свете всё-таки существуют бессмертные богатые родственники.
…Впереди между деревьями мелькала чёрная засаленная фуфайка проводника — мрачноватого широкоплечего старика, чувствовавшего себя в чаще, словно на огороде. Время от времени, с тех пор как они ни свет ни заря покинули затерянный в лесах хуторок, где вчера встретились, он останавливался, срывал, растирал в руках и нюхал незнакомые счетоводу растения, угрюмо бормоча под нос непонятное.
Когда Варга спросил, что тот делает, проводник остановился и ткнул заскорузлым, будто покрытым корой пальцем в заросли шиповника. Иван посмотрел туда и пожал плечами — куст был как куст. Тогда старик, явно не привыкший к долгим разговорам, стал скрипучим голосом рассказывать о полезных свойствах ягод. После чего поднёс к носу Варги дурман-траву и просветил, что с её помощью можно вывести волосы где угодно и у кого угодно.
— А вот эта травка…
— Ладно, мне это ни к чему, — недовольно буркнул Иван, будучи малость плешивым, и прервал следующую занудную тираду старого хрыча о пользе руты, лечащей склероз, словами: — Шагай вперёд, леший, и не разводи бодягу!
Приклеив проводнику ярлык, он улыбнулся, чем, кажется, сильно того обидел, но не придал этому значения. О деньгах уже было сговорено, и бухгалтер верил, будто все проблемы решены.
Однако сейчас, когда Солнце золотило лишь верхушки деревьев, он усомнился, что правильно вывел баланс своей жизни. Может быть, потому, что сумерки и сами по себе штука довольно неопределённая. А когда тени сгущаются под пологом незнакомого дикого леса, где ты оказался пусть и по своей воле, но вопреки обычному размеренному укладу городской жизни, то мысли поневоле приобретают мрачный оттенок…
Иван переложил облезлый фанерный чемодан из правой руки в левую и нервно проверил кожаный пояс за пазухой, потайные кармашки которого были туго набиты деньгами. Это единственное и лучшее доказательство того, что путь избрал верный и дороги назад всё равно нет, а значит, нет места и сомнениям. Пусть теперь он одет в такую же грязную фуфайку, как и его проводник, а модный серый макинтош, чёрная тройка и лаковые штиблеты лежат на дне помойной ямы, зато у него есть вера в светлое будущее. И вера эта, как он сейчас пытался заставить себя надеяться, небезосновательна…
Варга хмыкнул и вытер пот носовым платком, заодно размазав кровавыми штрихами нескольких присосавшихся комаров. Да, если смотреть в лицо фактам, то именно совершал над собой усилие. Ему позарез надо было верить в то, что всё сделал правильно, потому как и сам от себя такого авантюризма не ожидал. И ведь, что особенно приятно, всё получилось. Даже несмотря на то, что отправной точкой этого путешествия послужило событие в высшей степени сомнительное — визит к гадалке. И по сей день не нашёл бухгалтер определения той силе, что подтолкнула его к невзрачной двери с лапидарной надписью на медной табличке «Мадам Зорилла. Гадания на бедность и богатство». Казалось бы, на кой ляд было так резко менять расписанную наперёд жизнь? Ведь буквально через месяц-другой он принял бы дела у главбуха, уходящего на пенсию, а вскоре проводил бы в последний путь и брата матери, став полновластным хозяином фирмы…
Однако тогда, постояв мгновение-другое около дома гадалки, Иван, поддавшись неожиданному порыву, вошёл, звякнув колокольчиком над дверью. Наверное, сыграла-таки роль подлая подспудная мыслишка ускорить процесс наследования, крутившаяся в голове последних лет пять.
Оглядевшись в полутёмном помещении, он заметил в дверях комнаты высокую худощавую цыганку. Такой, во всяком случае, она показалось с первого взгляда. Те же цветастые одежды, такие же гипнотизирующие глаза… Но была ли гадалка цыганкой? Она не стала, как ожидалось, зазывать его, хватать за руку, бормотать скороговорку о дальней дороге и вставлять через фразу тошные шутки-прибаутки вроде «Позолоти ручку, красивый, всю правду скажу!».
Мадам Зорилла молча сделала шаг назад, приглашая пройти из прихожей в гостиную. Возможно, его нетерпение выдал голодный взгляд? Впрочем, вряд ли хозяйка прочитала в его глазах спонтанное желание изменить жизнь. Хотя, кажется, и произнесла нечто подобное, когда они оказались в сумрачной комнатушке, где на стенах висели маски жутких не то божков, не то демонов.
Вязкий запах свежеструганного дерева пропитывал пространство. От этого воздух казался густым и полупрозрачным. Иван с отстранённым удивлением заметил, что гадалка двигается очень плавно, напоминая большую рыбу в своей стихии. Вот она подплыла к окну и бесшумно задёрнула плотные, чёрного бархата шторы, обернулась едва различимая, неслышно подошла к круглому столу…
Маски нырнули во тьму, а затем затерялись в лабиринте теней, когда хозяйка зажгла огонёк. Поначалу Варге почудилось, что тот висит в воздухе, как приручённый светлячок, но потом он разглядел большую толстую чёрную свечу и около неё две шкатулки.
— Выбирай! — приказала гадалка.
Иван с трудом сообразил, что должен указать на одну из двух шкатулок. Подойдя к столу, остановился и принялся их рассматривать. Они были абсолютно идентичны — простые металлические коробочки с незатейливым узором на крышках.
Мысли вяло текли в голове. Да и не мысли это были вовсе, а скорее их зародыши-головастики. Ему стало ясно, что ничего другого и не может быть у эмбриона, которым снова оборотился. Теперь предстояло не только начать новую
