Полина Люро
Привет, Серёга!
Василий Петрович, а для друзей просто Вася, возвращался со смены и, увидев на лавочке свою соседку по этажу, бабу Машу, радостно с ней поздоровался:
— Привет, соседка! Что случилось, почему грустим?
К Марье Васильевне он относился с нежностью. Такого доброго и отзывчивого человека, как она, надо было ещё поискать. Когда в прошлом году он потерял жену, никому до него и дела не было. Но баба Маша взяла Василия под своё «крылышко» ― по-соседски приглашала попробовать борщ, зашивала порвавшуюся куртку или рубашку, угощала его любимыми пирожками с капустой, а главное, всегда находила слова поддержки и утешения.
Василий это ценил, если б не она ― наверняка спился. А ещё, несмотря на свой немаленький возраст, приветливая старушка никогда не унывала, делясь своим оптимизмом с другими. И вдруг ― такое печальное, расстроенное лицо. Разве мог он пройти мимо?
Баба Маша попыталась улыбнуться в ответ, но при этом грустно вздохнула. Он нахмурился, присев рядом с ней на скамейке:
— Баб Маш, что случилось? Может, кто обидел ― скажи, я это так не оставлю, ― и Василий продемонстрировал свой немаленький кулак.
— Да всё в порядке, Васенька, не волнуйся обо мне, ― сказала старушка и, достав из кармана платок, вытерла покрасневшие глаза.
— А ну-ка, посмотри мне… Бог мой, да на тебе лица нет, рассказывай, всё равно не отстану, знаешь же мой характер.
Всхлипнув, баба Маша взяла соседа за руку:
— Только, Васенька, обещай, что не будешь надо мной смеяться.
— Да за кого ты меня принимаешь?
— Ладно, вот что, у меня в квартире… поселился полтергейст! Или «барабашка», уж и не знаю, как это называть. Вторую неделю спать не даёт: посудой гремит, дверцами скрипит, люстру качает… Я сначала думала, может, землетрясение какое, но не каждую же ночь. Страшно мне, дружок, а вчера по кухне вилки летали…
Вася крякнул ― такого от разумной соседки он не ожидал. Она посмотрела на него и снова тяжело вздохнула:
— Понимаю, ты мне не веришь. Я раньше и сама смеялась над такими рассказами. Подруги мне говорят, мол, с ума ты, бабка, сходишь, а я в этом доме тридцать лет прожила, ничего подобного сроду не было. И вдруг ― такая напасть. Что делать ― не знаю, переезжать в моём-то возрасте? Не справлюсь я сама, а дети далеко, ты же знаешь, за границей работают…
— Послушай, а может, это мыши? В нашем доме по вентиляции какая только дрянь не шастает. Помнишь, как «каракатица» сверху ремонт делала? Так все её тараканы к нам эмигрировали, ― помолчал и хмыкнул, ― нет, не все, большая часть так у неё в голове и осталась…
Баба Маша печально покачала головой, поправив свой маленький беретик, и шмыгнула носом. Почесав в затылке, Василий решился:
— Значит, говоришь, каждую ночь безобразничает? Ну ладно, я сегодня вечером часиков в десять приду. Буду разбираться, кто там у тебя поселился. Жди.
И, похлопав её по плечу, деловито прошёл в дом. Придя к себе, Вася заварил опостылевшие пельмени, немного плеснул в стаканчик «для аппетита», выпил и задумался. Что же делать? Неужели и правда у бабушки «крыша поехала», обидно-то как… Да, сто пудов, это мышь озорничает! Придется поймать грызуна и показать соседке, может, она и успокоится…
К десяти вечера Василий собрался, прихватив с собой пару мышеловок, подумал и, сам не зная почему, взял початую бутылку и молоток, сложив всё в сумку. Задерживаться у соседки он не собирался, в «барабашек» не верил, но на душе было как-то неспокойно.
Бабуля в стареньком халатике открыла дверь, проводив «спасателя» на кухню. Вася по-хозяйски сел за стол:
— Ты, баб Маш, иди в комнату, спать ложись и ничего не бойся. Я буду уходить, дверь захлопну, а пока посижу, покараулю.
Соседка кивнула и пошла потихоньку. Он посмотрел вслед её печально сгорбившейся спине, расстроился и, окинув взглядом чисто убранную кухню, загрустил:
— Да, пока моя Мариша была рядом, в доме тоже был порядок…
Махнув рукой, достал из сумки бутылку. Поставив её на стол, нахмурился и пристроил рядом молоток ― на всякий случай.
Просто так сидеть было скучно, но он не стал включать телевизор. Всё должно быть честно, а то ведь можно и не услышать, как эта проклятая мышь шуршит. Василий расставил мышеловки, разложив в них приманку. Оставшийся кусок сыра положил на стол и снова сел ждать. Посмотрев на бутылку «беленькой» с остатками сыра в пакете, подумал, что этому натюрморту явно не хватает стакана, и поднялся, чтобы поискать его в буфете…
Вот тут-то и началось ― сначала хлопнула одна дверца шкафчика наверху, к ней присоединилась вторая, и они дружно устроили жидкие аплодисменты. Потом забрякали подвески на пластиковом «под хрусталь» бра на стене, словно по комнате пробежался игривый ветерок. В довершение всему подпрыгнула, громко звякнув, крышка на кастрюле.
Василий сел, открыв рот от изумления:
— А бабуля-то была права ― дело тут нечисто.
В подтверждение догадки на кухне погас свет, словно кто-то решил пошутить. «Спасатель» быстро достал зажигалку, пожалев, что не догадался прихватить с собой фонарик. Уверенным шагом, на слегка дрожащих ногах он подошёл к выключателю на стене и нажал на него. Лампочка под потолком зажглась.
Но не успел он вернуться на место, как проклятая стекляшка снова погасла:
— Ах, ты ж, зараза! Играться со мной вздумал? ― Василий «завёлся», снова вернув свет на кухню. Он стоял, грозно сверкая глазами, держа палец на выключателе и показывая, что сдаваться не собирается. И, похоже, этот раунд остался за ним.
Подойдя к столу, отважный борец с непознанным глотнул прямо из бутылки, закусив сыром, и произнёс, не скрывая яда в голосе:
— Эх, хорошо! А тебе, поди, тоже хочется?
Внезапно перестуки дверцами прекратились, и наступила неожиданная тишина.
— Что, серьёзно, неужели угадал? Выпить хочешь? ― удивился Василий.
В буфете жалобно звякнул стакан.
— Так ты, это, что ли, искал у бабули? ― он показал на бутылку, ― ну, нашёл кого терроризировать. Баба Маша спиртного в доме не держит, разве что корвалол.
Он ухмыльнулся. Чашки снова жалобно звякнули. Василий подошёл к буфету, достал два стакана и в полной тишине поставил их на стол. Налил себе немного, плеснув на донышко второго стакана.
— Что ж, за знакомство? ― одним махом осушил свой и, скосив глаза на опустевший соседний, покачал головой, ― ну как, полегчало?
Дверца шкафа удовлетворённо скрипнула.
