Морфонология как парадигматическая морфемика
Как известно, предмет и задачи морфонологии понимаются в современной лингвистике неоднозначно, существует множество морфонологических школ и направлений. Но какой бы смысл ни вкладывался в термин «морфонология», включение в сферу морфонологии изучения нефонетических чередований типа г : ж в берегу — бережешь не вызывает никаких возражений. Что же касается того, считать ли изучение чередований единственной задачей морфонологии, а также вопроса о том, в кругу каких явлений — фонологических, морфематических или лексематических — рассматривать чередования, то здесь и начинаются расхождения.
Большинство лингвистов изучают роль чередования в слове, т. е. выявляют те функции, которые закрепляются за ступенями чередования в процессе словоизменения и словообразования. В соответствии с этим чередования принято делить на парадигматические (имеется в виду парадигма слова) и деривационные[1]. Иногда из подобного «лексического» подхода к морфонологии извлекаются все логические следствия, и морфонология объявляется «учением о структуре слова» (?! — в таком случае встает вопрос об определении предмета словообразования), а средствами морфонологии признаются наряду с чередованиями ударение, порядок следования морфем и т. п.[2] Конечно, такое расширение сферы морфонологического исследования встречается далеко не во всех работах этого направления, но в целом «лексематический» подход к морфонологической проблематике распространен чрезвычайно широко. Поскольку и в словоизменении, и в словообразовании чередования играют подчиненную роль, морфонология становится своеобразным приложением к этим дисциплинам[3].
Иным подходом к морфонологии является подход фонологический, когда морфонология считается разделом фонологии[4]. Некоторые ученые полагают, что сторонником именно такого понимания морфонологии был и основоположник морфонологического анализа Н. С. Трубецкой. Например, в материалах дискуссии по докладу Е. Куриловича на Венском (1966) конгрессе фонетистов читаем: «В „Основах“ (имеется в виду широко известная работа «Основы фонологии». — Е. К.) Трубецкого слов „морфонология“ и „морфонема“ уже нет. Это может быть интерпретировано таким образом: или „Основы“ не были закончены автором, или же Трубецкой отказался от понятий морфонологии и морфонемы»[5].
Нам кажется, в упомянутой фонологической монографии и не могла идти речь о морфонологии: автор с самого начала считал морфонологию дисциплиной грамматической, а не фонологической[6].
По мнению Н. С. Трубецкого, «полная морфонологическая теория состоит из следующих трех разделов: 1) теории фонологической структуры морфем; 2) теории комбинаторных звуковых изменений, которым подвергаются отдельные морфемы в морфемных сочетаниях; 3) теории звуковых чередований, выполняющих морфологическую функцию»[7]. Очевидно, что морфонология Трубецкого — и в этом ее принципиальное отличие от традиционной теории альтернаций — это наука о морфеме, а не о слове или фонеме. Разумеется, морфонология не может не касаться роли чередования в слове уже в силу того, что морфема функционирует лишь в рамках слова. Однако новаторство Трубецкого заключалось в том, что он выдвинул на повестку дня изучение функционирования морфемы, т. е. такой единицы языка, которая в то время была изучена явно недостаточно, рассматривалась лишь в связи с решением тех или иных проблем слова.
Дальнейшее развитие теории морфонологии последователями Н. С. Трубецкого шло в основном по линии исключения из сферы морфонологии вопросов, связанных с характеристикой морфемы как особой единицы языка (ср., например, полемику относительно целесообразности изучения в рамках морфонологии фонологической структуры морфемы). Морфонология оказалась таким образом вновь сведенной к традиционной теории альтернаций в словоизменении и словообразовании. Однако есть основания полагать, что морфонология не может рассматриваться в качестве «приложения» к словоизменению или словообразованию, как не является «приложением» к синтаксису морфология. Механизм чередований в морфеме достаточно сложен, чтобы стать предметом специального (а не сопутствующего решению проблем морфологии или словообразования) рассмотрения. Бесспорно, что выявление функций чередования самым непосредственным образом связано с изучением самого механизма чередования.
Давно подмечено, что единицы разных уровней языка, несмотря на все отличия, в известном смысле изоморфны друг другу, обнаруживают черты сходства в строении и функционировании. Если сравнить, например, слово и морфему, то станет ясно, что чередования в морфеме имеют такую же значимость, как в парадигме слова мена флексий. Чередование неотделимо от объединения вариантов (разновидностей) одной и той же морфемы. Совокупность позиционно обусловленных разновидностей морфемы представляет определенную парадигму, поэтому морфонология — это парадигматическая морфемика, т. е. одна из дисциплин, изучающих ярус морфем, причем специфический объект этой дисциплины — парадигматическое варьирование морфемы.
Иногда говорят, что морфонология — уникальная дисциплина, не сопоставимая ни с одной из отраслей языковедения. Если понимать под морфонологией изучение роли «фонологических различий в грамматике», то против утверждения уникальности морфонологии вряд ли можно возражать. Если же считать морфонологию парадигматической морфемикой, морфонология сразу же включается в ряд альтернологических дисциплин, изучающих, как на разных уровнях языка происходит объединение разно звучащих, но имеющих одинаковое значение вариантов единицы языка в одну общую парадигму. Парадигматическая морфемика (морфонология) изучает альтернирование вариантов морфемы точно так же, как парадигматическая фонетика — чередование звуков в пределах фонемы[8], морфологическая парадигматика — альтернирование словоформ в пределах слова и, наконец, как особый раздел синтаксиса изучает парадигматику предложения[9]. Единица языка имеет в своем составе некоторый элемент, который остается неизменным от формы к форме, и элемент, особый для каждой из входящих в парадигму форм единицы. Изучая особенности варьирования переменной части в морфеме, морфонология изоморфна соответствующим альтернологическим дисциплинам других уровней.
Морфонологию иногда называют «мостиком между фонетикой и грамматикой», «кодом» для перевода фонетических единиц в грамматические[10]. Есть основания усомниться в адекватности таких дефиниций. Прежде всего, вряд ли целесообразно представлять язык как соположение обособленных сфер, для связи которых нужны особые «мостики»: в русской грамматической традиции давно утвердилась мысль о том, что и фонетика и грамматика изучают строй языка, «между этими науками поэтому существует тесная связь»[11], обусловленная прежде всего всесторонним взаимодействием самих объектов изучения разных лингвистических дисциплин. С другой стороны, чередования, рассматриваемые морфонологией, не имеют прямого отношения к фонологии, так как они не продиктованы причинами фонетического порядка. Вероятно, основанием для сближения фонологии и морфонологии служит то обстоятельство, что в чередованиях участвуют чаще всего отдельные фонемы. Но ведь наряду с фонемами чередуются также и целые сочетания фонем, и даже отсутствие фонем (нулевой альтернант), т. е. такие явления, которые ни одна фонологическая школа не назовет функциональными фонологическими единицами. Можно с уверенностью утверждать лишь одно: чередующиеся в составе морфем элементы состоят из одной или нескольких фонем или представляют собой отсутствие каких бы то ни было фонем (ср. чередование в корневой морфеме следующих словоформ: расту, расти, рос, взращу). Однако и слова и предложения тоже так или иначе состоят из фонем, т. е. имеют ровно такое же отношение к фонологии, как и морфонологические объекты.
Как уже отмечалось, морфонологическое чередование играет ту же роль в морфеме, какую в слове играет мена флексий. Несколько огрубляя положение вещей, можно утверждать, что при помощи флексий осуществляется связь слов в составе единиц синтаксического уровня, т. е. флексия в известном смысле выполняет роль «мостика» между морфологией и
