Глава 1
Нортумберленд
Февраль 1809 года
Кейд Байрон залпом осушил стакан и потянулся за бутылкой, стоявшей на столе рядом с креслом. Налив себе добрую порцию виски, он выпил ее так же быстро, как и первую, и спиртное тут же обожгло его языки, горло. Запрокинув голову назад, он прикрыл глаза и ждал, пока алкоголь сделает свое дело. Если повезет, боль в ноге вскоре утихнет.
— Дьявол, — еле слышно выругался Кейд, стараясь не думать про до сих пор не зажившую рану на правой ноге. — Сразу напоминает о себе, едва пойдет дождь или подморозит, как сегодня.
Впрочем, Кейд всегда мог принять дозу опия, оставленную ему чертовым шарлатаном-лекарем, но он терпеть не мог это лекарство и всеми силами старался обходиться без него. Ибо, приняв настойку, Кейд сразу становился сам не свой. Опий затуманивал его разум до такой степени, что мир вокруг казался причудливым сном, притупляющим чувства и лишающим сил. Крепкие напитки действовали на сознание Кейда не менее разрушающе, но они по крайней мере притупляли боль, не отнимая у него ощущения реальности и, что еще более важно, не лишая его способности контролировать собственные действия.
Кейд прекрасно знал, каково это — не иметь возможности управлять собственными действиями и поступками. Каково это — лишиться свободы и, балансируя на краю пропасти, быть в шаге от того, чтобы сломаться, забыть обо всем, что свято, пасть ниц, лишь бы только положить конец мучительной агонии.
Желудок Кейда мучительно сжался, и к горлу подступила тошнота, вызванная ужасными воспоминаниями. Тряхнув головой, Кейд вновь потянулся за бутылкой и стаканом. Налив дрожащей рукой очередную порцию, он прикончил ее одним глотком. По телу медленно разлилось тепло и спокойствие. Ощущение фальшивое, но сейчас Кейд готов был довольствоваться малым. Если бы только добавить к этому умиротворение.
Да, именно это ему и требовалось — мир, спокойствие и возможность побыть одному.
Именно так он и сказал на прошлой неделе старшему брату Эдварду, когда тот приехал с визитом, намереваясь прекратить добровольную ссылку Кейда и вернуть его в лоно семьи. В случае с семьей Байрон «лоно» было весьма обширным.
— Ты прячешься от людей, точно медведь в берлоге, — говорил Эдвард, меряя шагами кабинет Кейда. — Прошло полгода. Тебе не кажется, что пора вернуться в общество?
— Насколько я могу судить, общество прекрасно обходится без меня, — ответил Кейд.
Эдвард нахмурился, и сошедшиеся на переносице темные брови придали ему грозный вид.
— Чего нельзя сказать о нашей матери. Она очень переживает. Особенно когда ты отказываешься отвечать на ее письма.
Кейд провел рукой по волосам.
— Я их читаю. Скажи, что я все их прочитал и… и они мне дороги. Передай, что я люблю ее. Большего я сейчас не могу предложить.
— Послушай, я знаю, через что тебе пришлось пройти в Португалии…
— В самом деле? — спросил лишенным эмоций тоном Кейд.
У Эдварда хватило ума опустить глаза.
— Знаю достаточно. Именно поэтому я позволил тебе жить отшельником. Дал время погоревать и подлечиться. Но теперь я вижу, что ты только горюешь, а исцелиться не желаешь. Ты выглядишь ужасно, Кейд. Едем со мной в Брейборн. Вернись в общество людей, в семью. Едем домой.
На долю мгновения Кейд захотел откликнуться на мольбу брата, но тут же прогнал эту мысль прочь.
— Я дома. Это поместье принадлежит мне. По крайней мере так сказано в завещании дяди Джорджа. А теперь, ваша милость, если это все, то идемте обедать, пока еда не остыла.
После обеда спор продолжился. Но на исходе третьего дня бесплодных попыток уговорить брата вернуться в семью Эдвард признал наконец свое поражение и уехал прочь.
Вернее, вынужден был уехать, потому что Кейд фактически выгнал его из дома и вычеркнул из собственной жизни. Потому что так решил.
«Да, мне нужно уединение, — мысленно убеждал он себя. — Уединение и покой».
Кейд вылил в стакан остатки спиртного и, отставив бутылку в сторону, собирался допить виски. Однако в этот самый момент дверь кабинета неслышно отворилась на хорошо смазанных петлях и на пороге возник маленький человечек с покрытой серебристым пухом головой. Не удостоив его взглядом, Кейд откинулся на высокую спинку кресла и закрыл глаза.
— Пусть Харви принесет еще поленьев для камина, слышишь, Бикс? — тихо приказал Кейд. — Да принеси еще бутылку виски. Эта опустела.
— Да, милорд. Кстати, к вам посетитель. — С этими словами старик неслышно исчез из кабинета, словно его никогда здесь не было.
Кейд нахмурился. Что сказал Бикс? Сдается, он упомянул о посетителе. Что ж, если кому-то хватило решимости нарушить его уединение, то и убраться восвояси не составит труда. Кейд потянулся за бутылкой и беззвучно выругался, вспомнив, что она опустела.
Со стороны двери послышался тихий шорох. Повернув голову, Кейд заметил вошедшую в кабинет женщину. Слабые отсветы пламени выхватили из темноты изящные черты лица, волосы цвета сияющей луны, серебристо-голубые глаза, напоминавшие своим оттенком подернутую туманом гладь озера. Кремовая кожа гармонировала с румянцем на щеках и губами цвета едва распустившегося розового бутона.
Кейду на мгновение показалось, будто это призрак, видение, навеянное затуманившими рассудок парами спиртного. Ибо подобной неземной красотой могла обладать лишь сказочная принцесса. Но тут девушка сделала еще один шаг, и с ее простых коричневых ботинок упали на ковер комочки снега, что свидетельствовало о ее вполне темном происхождении.
Кейд крепче сжал в руке стакан.
— Кто вы такая, черт возьми?! — прорычал он.
Мег Эмберли поплотнее запахнула полы своей шерстяной накидки, борясь с желанием броситься вон из этой комнаты. Сделать вид, будто ее не предупреждали о холодном приеме, вряд ли получится.
— Господин не жалует гостей, — сообщил ей пожилой слуга, отворивший дверь. — Так что езжайте своей дорогой.
Но Мег не могла «ехать своей дорогой» теперь, когда снег валил с неба огромными хлопьями, заметая землю так, что полмили назад колеса ее экипажа едва не соскользнули с дороги. После этого Мег поняла, что нужно где-то переждать бурю. И такое место наконец нашлось!
Ей чудом удалось пробиться в дом и теперь предстояло испросить позволения остаться у его хозяина. Правда, в итоге обнаружилось, что настроение вышеозначенного джентльмена полностью соответствует бушующему за окном ненастью. «Я видела и похуже за свои недолгие девятнадцать лет, — постаралась подбодрить себя Мег, — так что и с этим господином совладаю». Хорошо бы еще его разглядеть.
К ужасу Мег, кабинет хозяина дома утопал во мраке. Снегопад поглотил и без того скудное освещение. Красноватые отблески пламени, пляшущего в камине, создавали дополнительное препятствие. Они выхватывали из темноты силуэт самой Мег, в то время как фигура хозяина дома оставалась в тени. Преимущество было на его стороне, поскольку Мег удалось различить лишь смутные очертания мускулистого тела да дорогих, хоть и изрядно поношенных сапог.
