Глава 1
– Вам пора.
– Александра Валерьевна, ну еще чуть-чуть!
– Уезжайте. Родители будут беспокоиться.
– Ха, наши – не будут!
– Гы-гы-гы, точно не будут!
– Давайте-давайте.
Они нехотя поднялись, разминались, по очереди сходили в туалет и обулись, вышли на крыльцо.
В зале они вели себя идеально. Другие тренеры удивились бы, увидев, как они ведут себя у меня дома. Я никогда не одергивала их и ничего не запрещала, не обижалась на грубость. Они рассказывали мне, когда их родители уходят в запой, а я помогала найти, где перекантоваться пару ночей им и их братьям и сестрам.
Я провожала их до калитки на противоположной стороне большого участка.
– А что вы сейчас пишете? – спросила Рита.
– Сборник страшилок для веб-сериала. А вы мне мешаете.
– А давайте мы вам поможем!
Я вытерла капельки пота с верхней губы.
– Попробуйте.
– Вот мне отец рассказывал, как в деревне, где он жил, одних девочек выгнали из автобуса в мороз в поле, потому что у них денег заплатить не было. Они вышли, и никто их больше никогда не видел!
Я почувствовала, как в раскаленном воздухе по ногам поползли вверх ледяные мурашки. Оглянулась на входную дверь – травинки у веранды не шелохнутся, на полу – косое солнечное пятно от проема. Восемь вечера.
– А у нас на кухне все время вода капает. Капает и капает. И закручивали, и чинили – все равно капает. Так вот, я думаю, у нас там…
– Живет Темный Капальщик?!
Они расхохотались.
– А у нас из окна видно детский сад. И я все время смотрю на прогулке, особенно зимой, когда уже темно и фонари, что дети забегают в один темный угол, ну, играют они так. И кажется, что оттуда не все возвращаются.
– А-а-а, страшно!
– Давайте не про детей, – попросила я. По ногам снова поднимались ледяные мурашки. Пахнуло дымом. На краю зрения мелькнуло что-то красное. Я оглянулась – ничего.
– Вот вам не про детей. К нам весной сосед сверху приходил. Просил сигарет в долг. Я через дверь разговаривала – батя не велел открывать. Ходил так много дней подряд, каждый день. А потом умер.
– Ты вообще, что ли? Это же не страшно.
Скоро я вытолкала всех за калитку, вручив остатки печенья и чипсов, которые купила к их приезду. Девчонки полезли обниматься. Я обнимала их, отводя глаза. Когда мы начинали тренировки, они ловили мой взгляд, недоуменно переглядывались, когда при разговоре я смотрела в сторону, но скоро привыкли.
Я вышла на дорогу, чтобы убедиться, что они пошли в сторону станции. Разумеется, работать я не собиралась, но замерзшие девочки и покойник-сосед уже залезли мне в голову и, перебивая друг друга, рассказывали свои истории. Я собрала и запихнула разбросанные разорванные упаковки в мусорный мешок, унесла в спальню надувной матрас и немного поддула его. Коврики – в ванную, овечьи шкуры – в кладовку, не до них в такую жару.
Солнце переместилось ниже, и крыша уже не защищала как днем. Оно прожигало дом насквозь, и снова едва заметно запахло гарью, я готова была поклясться, что запах чувствую только я. На кухне громыхнуло, и я вздрогнула (Темный Капальщик). Пошла посмотреть, обходя раскаленные полосы света. На кухне все было в порядке, но в кладовке что-то (или кто-то?) заворочалось, захрипело.
Я рванула дверь, и из темноты выпали весла. Они стукнули меня по лбу ободранными пластиковыми лопастями и, пока я в ужасе размахивала руками, рухнули к ногам. Я обругала их матом, подняла и положила вдоль стены, чтобы опять не упали. Весла задели байдарку, и она с противным шуршанием, прочертив дугу на стене, свалилась на альпинистские веревки. Карабины звякнули и скатились на пол. После этого все стихло, и к запаху гари добавился запах непросушенных ковриков, хвои и речной воды. Я осмотрела кладовку, проверяя, не собирается ли упасть еще что-нибудь. Непромокаемые костюмы смирно висели на крючках. Доски для сноуборда и лыжи придавлены ботинками и касками.
– Иди ты тоже подальше, – сказала я байдарке.
Еще немного постояла, глядя на свой экстремальный скарб, и, когда сердце перестало грохотать, захлопнула дверь.
В ту же секунду по крыше забарабанили. Удары раздавались часто, будто падал град или камни. Солнце продолжало сиять.
* * *
Адское пекло началось в первых числах июля. Центр города раскалился так, что даже в короткую белую ночь асфальт оставался мягким. Бродящий по лабиринтам песков сквозняк нагревался за день и горячо обдувал нас ночью, когда мы выходили на улицу в поисках прохлады. Солнце издевалось над нами. За месяц над дождливым городом не показалось ни тучки. В нашей квартире на мансарде не помогали ни открытые окна, ни кондиционеры, ни вентиляторы. Едва, закатываясь за горизонт, солнце вставало снова, начиная очередной безнадежно жаркий день.
С наступлением жары мы отправили детей к дедушке в Репино. Там, в доме, укрытом тенью сосен, они бездельничали и ежечасно присылали фотографии: вот мы обедаем, вот дедушка читает детектив, вот мы купаемся в заливе. Мы с Сергеем смотрели, умилялись и чувствовали себя хорошими родителями.
В другое время, оставшись вдвоем, мы гуляли бы по городу, как в двадцать лет, и встречали рассвет. Но жара выпарила всю романтику. Обливаясь по́том, вечерами мы сидели в гостиной и смотрели сериалы один за другим, один за другим. Череду сменяющих друг друга лиц разбавляли холодный лимонад, холодное пиво, холодная окрошка. Они не помогали. Чудовищная жара проглатывала нас, она проглотила весь город, и он, задыхаясь, барахтался в ее раскаленном чреве.
Федеральный канал тянул с решением по сценарию, присылал нелепые правки. Я молча вносила правки и отправляла сценарий, и еще раз, и снова. За возможность засветиться в ночном эфире со второсортным сериалом я готова была править сценарий хоть до пенсии. Продюсер психовал и названивал знакомым в Москву, просил подергать за ниточки, напомнить, написать, позвонить. В ожидании я взяла работу над веб-страшилками.
Время тоже плавилось на жаре. Я ложилась подремать в тягучие обеденные часы. Тогда она снова стала приходить ко мне. В состоянии между сном и явью я видела одновременно рисунок на обоях и ее – как она идет по разбитому тротуару между нашими домами. То я бежала за ней и звала по имени, но она удалялась, удалялась и исчезала в дыму. В ту же секунду дым густел, чернел, забивался в горло, и я просыпалась от собственного кашля. То вдруг она появлялась рядом с пугающей ясностью и близостью. Мы стояли на крыше общаги, и все было как тогда: и жара, и запах гари, и дым, заволакивающий небо. Я протягивала руку, чтобы прикоснуться к ней, но она пятилась от меня, запиналась о невысокий парапет и падала вниз, и тогда я просыпалась в слезах.
