Александр Чечитов
Агриция
— Просто решись и прыгни Агриция.
— Но я могу упасть Рирд!
— Отбрось сомнения родная моя. Все о чем тревожиться твое сердце, поблекнет. Дай только времени разобраться с этим. Единственное о чем тебе нужно помнить, это минуты, оставшиеся в наших руках. Я поймаю тебя!
— Ты говорил о любви. Помнишь?!
— Да. Все сказанное мной чистейшая правда.
— Но, если так, значит, ты не любишь меня.
— Твои белокурые волосы, спадающие на хрупкие бледные плечи, пахнут луговыми травами. Голос, рождающийся в груди твоей, подобен мелодии, что играют ангелы в облаках. С момента как наши взгляды встретились в церкви, я потерял всякий покой. В целой вселенной, нет для меня чудеснее картины, чем улыбка на твоих устах. Посмотри в мои глаза. Там лишь твое отражение Агриция!
— Нет Рирд! Бывают речи так сладки и обманчивы. Уж часто оказывается слово, данное в порыве страсти ненадежно. О том, мне приходилось слышать и не раз!
Миллионы очаровательных цветков сломаны вероломными обещаниями. Они без сожаления оставлены под палящими лучами осуждения и призрения толпы.
— Гнев разрывает мою грудь. Все мое существо протестует самой лютой злостью против этого. Агрия! Неужели мне придётся оставить тебя здесь?! Разве ты хочешь, чтобы закончилось так?
— Прошу Рирд! Прояви толику сострадания к моим мечтам и надеждам. Ты быть может, уже приготовился, но для меня дело обстоит по-другому. Каждый день, будь снаружи свет или тьма я надеялась. Холод и тепло не могли помешать мне в этом, как и все прочее. Умоляю, не торопи то, что невозможно принудить. Не требуй, жертвы, не жги, то что, иссохнув, никогда не сможет возродиться.
— Великие небеса. Когда вы создавали женщину, то поместили в неё слишком много противоречий!
— Милый Рирд. Ведь твоя душа шире и чище, ничтожного страха. Я чувствую, как его ядовитые ростки медленно поражают дорогое для меня сердце. И мне больно от того.
— Так прекрати мои страдания Агриция. Сделай это ради нас. Разорви пелену недоверия, и ложных убеждений.
— Ах! Как внутри груди разгорается огонь. Он не уничтожает тела, но его пламя оставляет необычайную, пугающую пустоту. Это сильнейшая стихия, которая таится в тебе, стирая остальные чувства.
— Не терзай меня более Агриция сладкими увещеваниями. Они будто дикие, голодные львы пожирают сердце. Быть может навсегда, мы оставим что-то необычайно дорогое здесь, но вместе с тем и нелепые, колючие страхи, лишающие нас шанса.
— Я право в смятении Рирд. Не поторопились ли мы с уговорами?
— Только подумай ясноглазая Агриция, как скоро пролетят драгоценные дни молодости и здоровья. Нет! Мне страшно допускать эти мысли к моим надеждам, ибо подобные черной плесени они расползаются по тонким стенкам души, не оставляя места остальному. Не страшна смерть, ибо за ней следует рождение, но умоляю, остерегайся, быть мертвой при жизни.
— Пожалуй ты прав храбрый Рирд. Но дай мне ещё толику отсрочки, для вечности, что ожидает нас в объятиях счастья.
— Я более не в силах ждать. Новый день, это мой приговор. Мое наказание, и остановись я хоть на мгновение, он проглотит меня. Упав, мне не суждено будет переродиться, и быть сильнее. Это оставит меня без опоры.
— Прости драгоценный моему сердцу Рирд. Не сегодня. Приходи следующей ночью, быть может, настроение мое перемениться и судьба станет к нам более благосклонной.
— Агриция неужто, ты способна так поступить с моими ранеными чувствами?
— Увы, милейший Рирд, первые лучи уже коснулись снежных шапок гор и скоро темнота оставит улицу. Батюшка скоро поднимется. Если он застанет меня на балконе ведущей беседу с мужчиной, будет крайне зол. Лучше нам отложить сие предприятие.
— Твое не выполненное обещание бежать со мной отсюда прочь, нисколько не тяготит меня. В твоих глазах для меня отражался целый мир. Я обманулся, но виновен в том только сам, приняв однажды снисходительную улыбку за комплимент. Кроме испуга быть схваченным королевской стражей, во мне сидел больший страх. Великий, тяжелый выбор любить. Я позволил душе окунуться в сладкую негу головокружительных чувств и получил сполна. Теперь разбитое, изничтоженное сердце будет вдали отсюда. Прощай навсегда прекрасная Агриция.
И только согбенная фигура Рирда успела скрыться за углом на перекрёстке трех дорог, чудесная дева очнулась. Быть может, ей это только казалось, как будто внутри груди, рассыпали угли, не успевшие остыть.
Неуёмная, изворотливая пройдоха гордость приказала молчать чувствам.
А стыд, маленький и униженный скорбел. Он только то и успел сжать тонкие пальчики на перилах, достаточно сильно, чтобы взобраться на них.
Уж вышло так, в истории влюбленных, что стыд переиграл плутовку гордость. Увы, в последний для хозяйки раз. Ведь девам любви крылья летать позволяют только в мечтах.
