Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 4
Ольга Шемякина
Нам с дельфином по пути
Все совпадения с реальными людьми случайны.
Вязкий и тягучий мрак однообразных будней. Сумерки на улице, ноябрьская хмарь и нет, не хандра, а привычность — будто ты будильник и тикаешь, будто в тебе и не заложено желание радости, будто минуты и часы не должны отличаться друг от друга для тебя — ты всего лишь вещица, бессмысленно отстукивающая ритм. Ты и есть — держатель ритма. И в этом смысл — в ровном, размеренном движении. Без стучания молоточков сердца по клавиатуре души, без трепетаний, без обтрепанных крылышек мечтаний. Просто держи ровный ритм. Туки-тук, туки-тук. И среди этого привычного туканья особенно ярким бывает случайный эпизод, когда встречаются два несущихся в своих направлениях поезда. Случайный эпизод параллельного сидения на двух стульях и смотрения в один большой монитор. И я чувствую такую радость, что если бы был хвост, я бы бешено стучала им об свой стул. Тук-тук-тук-тук-тук…
1.
Будильник ожил на маленький и одновременно длинный миг. Внезапная искра высеклась из соприкосновения двух металлических корпусов, двух часовых механизмов — моего и Володиного. Нас столкнуло работой, насильно запихнув в одну тесную каморку, на его рабочее место — в маленькое издательство, с которым наш такой же небольшой, да к тому же и временный аппендикс на теле «Российской газеты», в сотрудничестве выпускал бумажный альбом с отчетом о проделанной за год работе. Мы были порталом, посвященным Году литературы 2015 года. И этот год подходил к концу. А на официальном закрытии нужно было вручить «ощутимые плоды» нашей сетевой деятельности. Я работала удаленным корректором. Но нас настолько поджимали сроки сдачи «плодов» в печать, что я два дня и несколько раз читала этот альбом дома, а потом меня все равно выдернули в редакцию.
2
В редакцию отчаянно не хотелось. Я почти всегда работала дома, фрилансером, и на пяти съемных московских квартирах, и когда появилась своя. Своя появилась вообще случайно, в тот период, когда мой мир все сворачивался и сворачивался, пока не свернулся совсем. Вначале я рассталась со своим питерским молодым человеком и уехала жить в квартиру к бабушке, а потом меня покинула бабушка, уехав от меня в печь крематория и отставив мне квартиру. В день похорон расформировался журнал, в котором я и мой молодой человек работали редакторами. Я — 7 лет, он — 5, с тех пор, как я вытащила его из Питера в Москву. В общем, когда на меня свалилась первая в жизни своя квартира, я испугалась ее неподвижной недвижимости, ее незримых душных оков, которыми она делала меня сторожем себе, несвободным, зависимым. Я в ужасе бежала в Петербург. И там, помню, как ждала у подружки съемную квартиру, а ребята из этой съемной ждали горящих билетов на Гоа. Так мы все сидели и ждали, я корректировала статью, срочно, под вопли московского редактора в почте: «Я же сказал к Новому году!!!», а потом, поссорившись с этой подружкой, заболев, перебиралась по Невскому со всеми вещами к Восстания, в еще одну творческую коммуналку. Там я тихо вязала шапки и смотрела в ноутбук, отлеживаясь в углу пустого квадрата комнаты с высокими потолками. На полу был желтый паркет, в углу — матрас, хозяева уехали на гастроли. А потом была 13-я линия, Васька и… случайно встреченный будущий муж, снявший со мной одну кровать на двоих. В итоге всех наших скитаний мы вместе вернулись в Москву, и у меня появилось сразу много всего: муж, квартира, работа.
3
Да, вначале было тяжело и страшно. Каждый пункт этого списка был похож на камень на шее Му-Му. И он тянул, тянул на дно обыденности, в привычку, в бесчувствие. Я сильно переживала, что больше нет той свободы, которой была наполнена вся моя прежняя жизнь. Жизнь вообще перевернулась, она стала похожа на песочные часы, где весь песок стал течь в одну дырочку. И это было удивительно и непостижимо, причем только для меня, ведь это была нормальная жизнь, а я от нее так долго бежала. И прежняя жизнь была скорее фонтанированием песка в разные стороны, вихрями ветра, играющего с одной шевелюрой, щекочующего другую, нежно касающегося третьей. Игра — наверное, вот ключевое слово. Все было ненастоящим, все было игрой и все было как бы не со мной, ведь и я была игрой в этой игре. Квартира и муж стали «моим», ценным, тем, что боишься потерять, и это «мое» приостановило мою многоликую и веселую игру, сделав меня кем-то одним.
Работа — нет, работа на фултайме так и не прижилась в моей новой жизни. Работа сама выплюнула меня из подвала на Пречистенке, задолжав две зарплаты. Да и работа была не моя, а подружкина. Я работала в этом журнале корректором, как всегда приходя в редакцию раз в месяц, а подружка попросила меня поработать за нее выпускающим, потому что уезжала на ПМЖ в Черногорию. Ну не мое это, сидеть в офисе и играть в пасьянс, потому что свою работу я делаю за 4 часа, а отсиживать нужно 8. Утомительно было напускать на себя важный вид, купив для этого очки без диоптрий в строгой оправе. В общем, сбежала. И очень обрадовалась, когда меня пригласили работать в «Год литературы». Удаленно. Дома.
4
За год моя двухкомнатная квартира поняла, что у нее есть спальня-гостиная, в которую мы, два уставших бойца, ссыпаемся по вечерам и, застилая кровать, уходим до следующего вечера, а есть мой рабочий кабинет, в котором я с 10 до 18, как штык, сижу за большим монитором, пристегнутым к телу ноутбука. В руках у меня беспроводная клавиатура и мышь. А иногда вместо мыши кисть и краски, а вместо монитора — мольберт рядом со столом. А иногда все перемешивается на палитре дня. Приходит текст, и я засовываю кисть в зубы, а разноцветными пальцами стучу по клавиатуре, внося свои правки в админку сайта. При этом я рычу как собака, у которой отнимают любимую косточку, и понимаю, что рисовать — мне нравится, а работать — не очень. И если бы мне только дали время рисовать и только рисовать…
Родная моя солнечная нора, выходящая окнами на юг, превратилась в 13-метровый рабочий кабинет редактора и
Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 4
