Анатолий Петровецкий
Сестричка
Лиза приехала на смену намного раньше. Быстро переоделась.
– Ну, как девочка? – тихо спросила она дежурную медсестру.
– Пришла в сознание после операции, но состояние крайне тяжелое.
Лиза подошла к койке Тамары. Её вчера привезли с тяжелым осколочным ранением в грудь. Палестинцы обстреляли военную базу, на которой находилась девушка. Военнослужащие готовились ко сну. Девчонки оставались в караване, а Тамара вышла позвонить подруге. В это время в двух-трех метрах от нее разорвался снаряд.
Лиза заканчивала смену, когда привезли Тамару. Она приняла девушку, и ее сразу же стали готовить к операции. Нельзя было медлить.
–
Родителям сообщили? – спросила Лиза сопровождавших девушку офицеров.
–
Её родители живут в Украине. Тамара в стране одна, – ответил младший из них.
Офицер постарше, парнишка лет двадцати пяти, держал Тамару за руку и, наклоняясь над её головой, постоянно спрашивал:
– Как ты? Тамара, как ты себя чувствуешь?
Девушка открывала с трудом глаза. Бросала стеклышки-взгляды в разные стороны. Они ударялись во все, что встречалось на пути. Разбивались в слезинки, орошая природную синеву глаз. И вновь закрывала, словно топила их в темном омуте век.
– Тамара – солдатка-одиночка, – продолжал молодой лейтенант. – Вы даже представить себе не можете, как это сложно. Девочка приехала в Израиль по программе. Закончила недавно школу и призвалась в армию. После курса молодого бойца попала к нам на базу на границе с сектором Газа.
Узнав об этом, Лиза почувствовала, как что-то не очень далекое стало вырываться из ее памяти сотнями гейзеров, вытекая струйками теплых воспоминаний…
Небольшой украинский городок выглядывал разноэтажными домами из зеленых крон садов, аллей и парков. Голубой пояс, сплетенный из маленьких рек и притоков, не очень крепко держал город в своем плену. Он вырывался в поля и на пустыри окраин новыми районами, засоренными близнецами-девятиэтажками. А главный хозяин-распорядитель речушек Днепр, разделив город на правобережье и левобережье, разбросал лодочные станции и пляжи по обоим берегам. Лиза любила все, что окружало ее с детства. И это «все» она должна была поменять на другую, доселе незнакомую природу новой страны. Оставить друзей, школу, соседей. А, главное, маму, папу, сестру и маленькую племянницу. Лиза очень любила это сверхактивное полуторагодичное чудо. Она проводила с Лялей все свое свободное и не свободное время, так как сестра занималась в университете, а родители пропадали на работе. Кормила, переодевала, носила на улицу гулять. А еще надо было успеть приготовить уроки, сходить к англичанке на дополнительные занятия, пообщаться с подружками.
Когда стало известно, что Лиза прошла по программе на учебу в Израиль, всё вокруг неё завертелось и заиграло сотнями оркестров. Зазвучали не очень знакомые, но без сомнения приятные мелодии. Неведомый дирижер руководил оркестрами, создавая неповторимую обстановку. Родители бегали по магазинам и рынкам, чтобы достойно одеть дочь. Подружки явно завидовали. Сестра беспрерывно обнимала и целовала Лизу. Ляля ничего не понимала, но все чаще вскарабкивалась на руки к тете.
–Лися, я тебя любу, – суетливо болтала она и хватала ее за ухо.
Затем вскакивала с рук и, подбежав к зеркалу, делала воздушные поцелуи ручкой. При этом воодушевленно восклицала, мотая своей вихрастой головкой в разные стороны:
– Любу Лисю! Любу Лисю! Любу Лисю!
Сама же Лиза испытывала целый букет чувств, состоящий из любимых и нелюбимых цветов. Ей было приятно ощущать такое внимание и заботу. К зависти подруг она была почти равнодушна. А восхищение учителей добавляло особую гордость. Впервые из школы отправляются ученики на учебу за границу. И это «впервые» удалось осуществить ей.
Вместе с этими чувствами Лиза испытывала страх, который старалась никому не показывать. Она в свои пятнадцать с половиной лет должна была остаться одна в чужой стране без мамы и папы. Одна.
– Лизочка, там живут твои тети и дяди, и даже дедушка. Ты будешь ездить к ним, а они к тебе, – так утешали ее родители.
Но Лиза понимала, что таким образом они успокаивают, прежде всего, себя. Израиль – государство маленькое, но не настолько же. Родственники жили на Юге и Севере страны. А Лиза должна была учиться в центре. В ее памяти поднимались воспоминания о редких поездках с родителями в Ленинград. Они тянулись сутками. «Ну, как я смогу ездить к родственникам сутками? – переживала она.
Лиза старалась не думать об этом, пока все вертелось вокруг неё. Сборы и приготовления к отъезду немного успокаивали…
Тамара открыла глаза. Испуганно посмотрела на Лизу и тихо спросила:
– Я буду жить?
Лиза растерялась, но быстро выключила эмоции и спокойно ответила:
– А кто тебе в этом помешает?
Сказала и поняла, что слова получились холодными и пустыми. Она погладила Тамару по голове, поправила подушку. Быть отрешенно-профессиональной с этой девчонкой Лиза не могла. Слезинка запуталась в ресницах.
– Ты давно виделась с мамой? – спросила первое, что пришло в голову.
Тамара смотрела на Лизу двумя слезящимися ранками, в которых метались, сливаясь друг с другом, боль, горечь, тоска. Она протянула ей веточку-руку и тихо сказала:
– Полгода. Перед армией я ездила на Украину… Бедная мамочка, она не выдержит, когда узнает.
Тамара заплакала.
– Все будет хорошо, сестренка, – вставая, сказала Лиза.
– Почему ты меня назвала сестренкой? – удивленно спросила Тамара.
– Когда-то и я приехала в эту страну по программе и три года жила в Израиле сама. Так что мы с тобой больше, чем родственники.
– Ты ко мне еще придешь? – прошептала Тамара.
– Непременно, – улыбаясь, ответила Лиза.
После обхода она вновь заглянула в палату к Тамаре. Девушка спала, а в пересохших губах путались еле уловимые стоны и беззвучно растворялись в воздухе.
Лиза смочила ей губы тампоном. Девушка не реагировала. Лицо Тамары было настолько белым, словно кучка облаков вылепила его на мгновение и вот-вот раздуется ветром.
Лизе хотелось оградить девчонку от «заискивающих вздохов и нежных ласк» смерти. Она понимала, как необходима ей мать именно сейчас. Но бедная женщина была далеко. И ничего не знала о том, что происходило с дочерью. Это ужасно. А что чувствовала Тамара, Лиза очень хорошо понимала. Собственный опыт непроизвольно жонглировал воспоминаниями. Перед глазами вновь поплыла кинопленка с простыми сюжетами из прошлого. Она выходила из памяти, словно стрекотала в стареньком кинопроекторе, наполняя душу разноликим чувством…
По-настоящему Лиза впервые испугалась в аэропорту. Отец взял тележку для вещей, и они направились в здание аэровокзала. К центральному входу подкатил автобус, из которого высыпали черные сюртуки и шляпы. Бородатые мужчины и молодые мальчики
