Глава 1
Город — безликие гигантские бело-бетонные параллелепипеды в окружении гигантов поменьше — выделил внутри себя место для просторной площади с розовым покрытием, на которой играли и резвились сотни две детишек под надзором дюжины воспитательниц в белых балахонах. Голые загорелые и черноволосые малыши ползком пролезали сквозь красные и желтые полые цилиндры, раскачивались на качелях или группами делали гимнастику; в тенистом же углу, где были расчерчены «классы», пятеро детишек сидели тесным кружком, четверо слушали, пятый же, мальчуган лет восьми, рассказывал:
— Они ловят животных и едят их и одеваются в их шкуры, — говорил он. — А еще… еще они нарочно делают друг другу больно своими руками, или камнями, или еще чем-нибудь. Они это называют «бороться», или «драться». Они не любят друг друга, не помогают один другому.
Остальные внимали ему с широко раскрытыми глазами. Девочка, которая была помладше говорившего, сказала:
— А ты не можешь снять свой браслет. Вот! Это невозможно. — Она подергала пальцем свой собственный браслетик, чтобы показать, сколь надежен и крепок был на нем замочек.
— Можно, если у тебя есть подходящий инструмент, — сказал мальчик. — Разве не снимают его в контрольные дни?
— Только на секунду.
— Но ведь снимают, верно?
— А где они живут? — спросила другая девочка.
— Высоко в горах, — ответил мальчик. — В глубоких пещерах. В разных таких местах, где мы не можем их найти.
Первая девочка сказала:
— Они, наверно, ненормальные.
— Ну да, — сказал мальчик и рассмеялся. — Их и зовут неизлечимыми. Они совсем, совсем больные.
Самый младший из них, мальчик лет шести, спросил:
— А их не лечат?
Старший мальчик поглядел на него свысока и ехидно заметил:
— Ну да, без браслетов и прямо там у них в пещерах?
— А отчего они делаются больными? — поинтересовался малыш. — Их же лечили до того, как они убежали?
— Лечение, — вразумил младшего старший мальчик, — не всегда помогает.
Шестилетний уставился на него.
— Помогает, — возразил он.
— Нет, не помогает.
— Ай-яй-яй, — сказала воспитательница, подходя с волейбольными мячами в обеих руках, — не слишком ли близко друг к другу вы сидите? Во что вы играете? В Братца Кролика?
Дети быстренько раздвинулись, и размер их круга увеличился, только шестилетний мальчуган остался сидеть, где сидел, даже не пошевелился. Воспитательница с любопытством поглядела на него.
Из громкоговорителей прогудел сигнал из двух нот.
— В душ и одеваться! — сказала воспитательница, и дети вскочили со своих мест и убежали.
— В душ и одеваться! — крикнула воспитательница группе ребятишек, игравших в мяч чуть поодаль.
Шестилетний мальчик встал, вид у него был озабоченный и грустный. Воспитательница присела перед ним на корточки и участливо посмотрела на малыша.
— Что случилось? — спросила она.
Мальчик — правый глаз у него был почему-то зеленый, а не карий — смотрел на нее и моргал.
Воспитательница выпустила из рук мячи, которые держала, взяла мальчика за запястье, посмотрела на его браслет и ласково взяла мальчика за плечи.
— В чем дело, Ли? — спросила она. — Ты не выиграл в игре? Проиграл или выиграл — это не столь уж важно, разве тебе это не известно?
Мальчик кивнул.
— Ведь главное — не выиграть, а участвовать в игре, не так ли?
Мальчик опять кивнул и сделал попытку улыбнуться.
— Ну, вот, так-то оно лучше, — сказала воспитательница. — Так оно немножко лучше. Теперь ты не похож на этакую старую грустную обезьянку.
Мальчик улыбнулся.
— В душ — и одеваться, — с облегчением сказала воспитательница. Она повернула мальчика кругом и легонько шлепнула по заду. — Давай, — сказала она. — Живо!
Мальчик, которого иногда звали Чипом, но гораздо чаще Ли — его именной номер, или «имяном», был Ли РМ35М4419,— за едой не произнес почти ни слова, зато его сестренка Пиис тарахтела без умолку, и родители не заметили его молчания. Лишь когда все уселись перед телевизором, мать пристально посмотрела на него и сказала:
— Здоров ли ты, Чип?
— Да, здоров.
Мать повернулась к мужу и сказала:
— За целый вечер он не произнес ни слова.
— Да здоров я, — сказал Чип.
— Почему же ты тогда такой тихий? — спросила мать.
— Тсс, — промолвил отец семейства.
Экран вспыхнул, и картинка стала насыщаться цветом.
Через час дети стали готовиться ко сну, и мать Чипа пошла в ванную посмотреть, как он чистит зубы.
— В чем дело? — заговорила она. — Тебе говорили про твой глаз?
— Нет, — отозвался он, краснея.
— Сполосни щетку.
— Уже сполоснул.
— Сполосни еще!
Он пополоскал щетку и, дотянувшись, повесил ее на место.
— Езус болтал, — сказал он. — Езус ДВ. Когда играли.
— О чем? О твоем глазе?
— Нет, не о моем глазе. О моем глазе никто ничего не говорит.
— Тогда о чем же?
Он поежился.
— О тех номерах, которые делаются больными и убегают из Братства. Убегают и потом снимают свои браслеты.
Мать смотрела на него с большим беспокойством.
— О неизлечимых? — спросила она.
Он кивнул. От ее тона и оттого что она тоже знает о них, ему стало еще более не по себе.
— А это правда? — спросил он.
— Нет, — сказала она. — Это не так. Нет. Я позвоню Бобу. Он тебе объяснит. — Она повернулась и быстро вышла из ванной, проскользнув мимо Пиис — та как раз входила, застегивая пижамку.
В гостиной отец спросил:
— Осталось две минуты. Они в постели?
Мать Чипа сказала:
— Один мальчик рассказал Чипу о неизлечимых.
