Глава 1
Солнце выглянуло из-за туч, косые лучи с силой ударили в замок лорда Джордана Беверейджа, владетельного лорда Бармачшира и Тюрстера. Последний крупный замок по эту сторону границы, как мне объяснили, дальше еще несколько мелких не столько замков, сколько поместий, а потом уже граница с Ирамом.
Замок вспыхнул золотым огнем, красивый и радостный, как мне показалось, и лишь через минуту я сообразил, почему сердце тревожно дрогнуло, а потом застучало чаще.
Дорога под копытами наших коней делает дурацкую петлю, как это часто бывает, без всякой видимой причины, замок начал медленно поворачиваться другой стороной, затем нелепый поворот закончился, замок снова повернулся и смотрит золотом стены из оранжевого песчаника, свежей зеленью, охватившей первый этаж и карабкающейся выше, однако перед моими устрашенными глазами осталась картинка другой стороны: сожженной страшным пламенем, с потекшим от звездного жара камнем, наплывами внизу, похожими на застывшие волны моря.
Сама стена показалась мне угольно-черной с редкими вкраплениями то ли расплавленного металла, то ли еще чего, с той стороны и земля сожженная, в трещинах, откуда время от времени выплескиваются мелкие, но опасные даже с виду красно-желтые гейзеры.
Странное дело, дорога раздваивается, и одна ее половина, красиво изгибаясь, ведет к воротам замка с праздничной стороны, а другая, изогнутая точно так же, симметрично, исчезает прямо в стене, поврежденной ударом чудовищной температуры.
Рядом на прекрасном коне, укрытом дорогой попоной, покачивается в такт скачке Альбрехт Гуммельсберг, барон Цоллерна и Ротвайля, а также граф, щеголеватый, как и его конь, даже султанчики у них одинаковые, только у коня закреплен между ушами, а у Альбрехта на кончике шлема.
У развилки дороги он даже придержал в изумлении коня, всматриваясь, сказал ошеломленно:
— Что за… это же каких размеров должен быть дракон, чтобы вот так дунуть?
— Да, — согласился я, — не из самых мелких. Не отвлекайтесь, дорогой друг. Места здесь не слишком удобные, а вот армия у нас все растет…
Конники Норберта уже маячат впереди с разноцветными флажками в руках. Остальные носятся, как суетливые муравьи, показывая прибывающим, где каким подразделениям размещаться.
С холма, где я остановил Зайчика, видно, как красиво и торжественно неспешно вливается стальной поток рыцарей и закованных в металл тяжелых всадников в долину, начинает заполнять ее, как блестящая ртуть, хотя и оставляет в центре место для пехоты Макса.
Вся она здесь не поместится, две трети идут сзади за обозом, а через неделю после отдыха именно пехота выступит в поход первой, а конница двинется на сутки-двое позже.
— А к Беверейджу? — спросил Альбрехт. — Он ждет в гости!
— Заглянем, — ответил я. — Как только, так сразу.
— Здесь принято, — напомнил он, — командующий войсками отдыхает в замке хозяина земель, по которым идет армия.
— Мы вводим свои правила, — ответил я. — И даже свою моду… если получится. А к лорду Беверейджу обязательно заглянем.
— И у него нет дочери, — напомнил Альбрехт с ехидцей. — Вам ничего не грозит, сэр Ричард!
— Знаете, — сказал я с неудовольствием, — не надо обо мне создавать… компрометирующих легенд.
Через час в долине все улеглось, армия расположилась на отдых, быстро установив шатры и палатки, распределив все необходимые службы. У немногих костров уже поджаривают хлеб, точат мечи и подшивают подошвы на прохудившиеся сапоги.
Мой шатер пламенеет в центре, таково решение военачальников, дескать, пурпурный должен быть только у сэра Ричарда, остальные пусть довольствуются другими цветами. Попроще.
Я проехал по лагерю больше для того, чтобы меня увидели, все должны понимать, что лорд с ними, а так вообще-то все отлажено, не первый привал.
Зигфрид посматривал за мной с подозрением в глубоко посаженных глазах, а когда я повернул Зайчика к выезду из лагеря, вскричал достаточно гневно:
— Ваше высочество! В замок?
— Чего? — ответил я. — Не возьму. Хочу сначала немного осмотреть окрестности, а у тебя коняка черепашистая.
— Уже нет, — заверил он победно. — Мне Норберт дал одну из лучших. А ехать вам одному туда на ночь?
— И что?
— Забыли, что стряслось в том замке?
— Дважды на одну воронку, — напомнил я, — ворон не падает. Все обойдется.
— Нет, — сказал он упрямо, — я поеду с вами. Мне и сэр Норберт снова напомнил.
— Еще бы, — сказал я. — Хорошо, но только с условием…
— Ваше высочество?
— Ты будешь звать меня Ричардом, — напомнил я, — или сэром Ричардом, как тебе удобнее, но не этим высочеством. Забыл, как мы встретились, когда ты всех встречных задирал насчет своей леди Коффаны?.. Уже не помнишь? Я тогда только-только стал паладином и на тебе первом испробовал умение заживлять раны.
Его широкое лицо расплылось в довольной улыбке.
— Это когда вы в пост совершили чудо, превратив порося в карася?.. Помню… Еще кого-то берем?
— Никого!
В этих краях следы давней катастрофы заметны отчетливо: отдельные пласты земной коры либо выше соседних, либо ниже, некоторые застыли с наклоном, зато нет глубоких ущелий, напротив — пласты после разлома повторными толчками сдвигало с такой силой, что края выдавливало наверх безобразными валами.
Мы двигались рысью, на такой местности не разогнаться даже на арбогастре, Бобик весело играл с нами в прятки между камней. Зигфрид все тот же могучий рыцарь, чистосердечный, открытый, слева у седла знакомый мне длинный треугольный цельнометаллический щит с затейливым гербом, хотя и чувствуется, как его подновляли и перерисовали десятки раз, после того как бронники выправят вмятины, чеканка носит явные следы сен-мариской изящности.
Некоторое время мы двигались бок о бок. Воспоминания о старых добрых временах нахлынули с такой силой, что я вспомнил о Сигизмунде, тогда мы вдвоем встретили Зигфрида, странствующего рыцаря, но сейчас Зигфрид уже не кажется мне таким ужасающе могучим, как тогда, это я сам взматерел, раздался, нарастил мяса на кости…
Из-за каменного гребня, похожего на спину окаменевшей ящерицы высотой с двухэтажный амбар, донесся глухой рев, полный ярости и раздражения. Бобик насторожился.
Зигфрид тут же взял в руку клиновидный топор на длинной металлической рукояти, любимое его оружие, хотя рукоять меча тоже с готовностью выглядывает из ножен и просится в ладонь.
