Т. Карна
Элеонора. Том первый: рассвет
Глава 1. Сны, часы и витражная дверь
По окнам стучал дождь, пока молодая учительница английского порхала у доски, с энтузиазмом пытаясь донести до девятиклассников материал, пропущенный мимо ушей в прошлый раз. Для некоторых из учеников девятый класс — решающий, потому как от того, насколько будет хорош их аттестат, зависит, попадут они на бюджет в выбранное училище или нет. Однако английский для поступления им вообще не нужен, из всего класса его и сдавать-то будут всего три человека, которые во время урока решают экзаменационные тесты для подготовки.
Нора тоже была частью этой троицы. Глядя на очередной вариант теста, который почти не отличался от предыдущего и вызывал одну только тоску, девочка вздохнула. Тесты, тесты, тесты… у учительницы, кажется, был бесконечный запас этих бумажек, и они всё никак не кончались. Нора решала их уже на автомате: если попадается это слово — его надо менять вот на это, даже текст читать не обязательно. Проставив на скорую руку давно заученные ответы, девочка посмотрела на часы. Ещё двадцать минут до звонка, а она уже закончила. Так, что происходит за окном?
Там дождливая осень. В небольшом провинциальном городке на севере страны это нормальная погода. Люди с раскрытыми большими зонтами куда-то торопились, наступая на упавшие листья, которые дворники ещё не успели убрать. Вот одного из таких прохожих окатила водой из лужи проезжающая машина: он всплеснул руками и, ругая весь белый свет, поспешил идти дальше. На лавочке в парке, часть которого виднелась из школьного окна, сидела молодая пара. Юноша держал зонт над собой и своей подругой, а та ему что-то увлечённо рассказывала. Видимо, это было что-то грустное, потому как вскоре она вся прижалась к нему, а он начал гладить её по голове, успокаивая. Потом пара ушла, да и дождь закончился. На ту самую лавочку пришёл дедушка с седой бородой и стал кормить слетевшуюся стаю голубей.
Прозвенел звонок. Радостные девятиклассники скинули свои вещи в рюкзаки, не желая слушать, что там задаёт учительница. Кабинет быстро опустел. Это был звонок с последнего урока, поэтому совсем скоро раздевалка наполнилась толпой учеников, спешащих быстрее остальных покинуть здание школы. Не прошло и десяти минут, как в холле не осталось никого, и только некоторые из учеников неторопливо переодевали сменную обувь. А Нора всё продолжала смотреть в окно. Птиц, которых кормил дедушка, распугали мальчишки. Старик, кажется, попытался сказать что-то хулиганам, но толку от этого никакого.
— Блин, Нора, ты вообще собираешься? — раздалось буквально над Нориным ухом. Девочка обернулась — рядом с партой хмурила бровки её любимая черноволосая подружка.
— Ой, не капризничай, — Нора повеселела и показала язык, начав складывать в рюкзак свою канцелярию.
Вообще, Маша учится в другой группе по английскому, так что её приход сюда для подруги значил только одно: Маша слишком долго ждала у раздевалки. А ведь эта девочка совсем не любит ждать — ей бы скорее пойти куда-нибудь да не сидеть без дела. Хотя в этом случае — стоять.
По пути в раздевалку Маша стала энергично жаловаться, не давая Норе и слова вставить:
— Ну нет, Нор, ты представляешь? Этот Владимир Александрович опять вызвал к доске меня! Третий урок подряд! Писать письмо перед всем классом! — активно жестикулируя, она чуть было не прибила рукой подругу, — Да мне, блин, никогда в жизни этот его английский не пригодится, а уж тем более вот это! Видеть его не хочу, вот ведь старый сыч! Вот скажи мне, скажи: за-чем? Он наверняка хочет мне средний балл для аттестата испортить!
— Так ты же сдаёшь его предмет, вот он и старается тебя отвадить от этого, — высказалась Нора, как только пыл подруги подутих. На самом деле, сама она выбрала английский только из-за Маши: они ведь обе прекрасно понимали, что одна девочка не сможет сосредоточиться на иностранной грамматике.
— Да ну тебя! — вспыхнула она с новой силой, — знаешь, что? Я назло ему сдам на все… сколько там можно набрать?
— Семьдесят, — подсказала Нора.
— Вот! Наберу все эти чёртовы семьдесят баллов!
— Давай-давай, покажи ему! — весело подзадоривала её подруга.
Мария рассмеялась, поправляя волосы под шапкой у зеркала, и вдруг задумчиво посмотрела на Нору:
— Я вот о чём подумала… Может, мне осветлить волосы? Чтобы были как у тебя, такие же… — она пару секунд подбирала слово, — пшеничные. Что скажешь? Мне пойдёт?
— Хм, — девочка представила себе это, — может быть. Но зачем? Тебе, вообще-то, и с чёрным хорошо.
— Мне он надоел, — она последний раз обернулась на зеркало, прежде чем выйти из школы, — Всю жизнь хожу с этим цветом, да и хочу изменить что-нибудь, наконец. Вот ты не хотела бы покрасить волосы? Или хотя бы кончики? В красный, например.
— Нет, спасибо, меня мой обычный цвет вполне устраивает.
— Ну ты хотя бы подумай, — Маша пожала плечами, — если решишь — я лично покрашу тебя, обещаю.
Занятые разговором подружки и не заметили, как добрались до школьных ворот. Тут они, по обыкновению, стали ждать, пока за Норой подъедет её отец. Маша-то жила совсем рядом, а её подруга — за тридевять земель, поэтому её отцу всегда приходилось и отвозить дочь в школу, и забирать оттуда. Однако пунктуальность — не его козырь, так что порой Нора стояла перед школьными воротами целую вечность.
— Жердже опять задерживается, — недовольно отметила очевидное Маша, посмотрев время на своём смартфоне, — чёрт, даже сильнее, чем обычно. Прости, моя хорошая, у меня тренировка через полчаса, так что я побежала.
— О, нет, неужели ты оставляешь меня одну? — театрально расстроилась Нора и отвернулась.
— Дурочка. Ладно, всё, мне правда пора.
Девочки крепко обнялись на прощание, и Маша поспешила домой. Дожидаться отца одной — скучно, поэтому Нора достала из рюкзака электронную книжку и, сев на ближайшую скамью, принялась дочитывать заданный по литературе роман. О, конечно, именно тогда, когда она вовлеклась в сюжет, отец-таки приехал за ней.
— Меня задержали на работе, — вот первое, что услышала Нора от родителя, когда залезла в автомобиль.
Он представлял из себя совершенно обычного мужчину лет сорока с виду, с короткой стрижкой на тёмных волосах и с бритым лицом, в типичных костюмных брюках и в белой рубашке без галстука, которые он терпеть не может и принципиально не носит даже на праздники. В общем, Норин отец всегда легко сливался с другими папами на
