Сергей Билдуев
Сансара
Ее глаза на звезды не похожи
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.
У. Шекспир
Мама назвала меня Тимуром, хоть отец и был против… Не прошло и года, как он исчез в неизвестном направлении, а мама, освобожденная от его упрёков по поводу выбора имени и бог весть чего ещё, что так или иначе касалось воспитания, вырастила меня одна.
Едва достигнув шестилетнего возраста, я, по её инициативе, поступил в музыкальную школу. Учился по классу фортепиано, не доучившись, решительно бросил, несмотря на явные успехи. Дело в том, что в нашей суровой улан-удэнской действительности куда более востребованными оказались навыки физической и словесной самообороны, а не игры на музыкальном инструменте, пусть даже столь прекрасном. С учёбой в общеобразовательной школе и технаре у меня, надо сказать, тоже особо не сложилось. В итоге теперь я — контрактник в пятой танковой, что на Дивизке. Но в целом мама довольна.
Словом, всё в моей жизни шло, как по маслу. Почти. Недостающий пазл в виде личного счастья судьба подкинула мне весной 2014 года. С Юлей мы познакомились в мае, неприлично тёплом в тот год. Накануне я, отмечая с пацанами начало долгожданного отпуска, потерял телефон и банковскую карту в каком-то злачном заведении города и вдобавок пропил всю наличку. Наутро я, как мужчина, представлял из себя зрелище весьма неприятное. Домой пришлось идти пешком. Вероятно, в тот день солнце намеревалось меня уничтожить, потому что вызванная вчерашними возлияниями жажда рисовала в воображении картины вожделенных преступлений: вот я в магазине под прицелом видеокамер выпиваю литр минералки и навечно становлюсь героем рубрики "Они забыли заплатить", а вот снова я, опять же геройски, как десантник в Ильин день, выпиваю полфонтана на Арбате. От позора меня спасла высокая девушка в солнечных очках, сидевшая на скамейке в сквере у Гостиных рядов. Точнее, не она сама, а её бутылочка кристально прозрачной воды. У ног симпатичной незнакомки, прямо на газоне, лежала металлическая палка. Я подошел и поднял палку, присев рядом и бесстыже таращась туда, куда таращился бы любой нормальный мужик на моем месте и этапе эволюции — на воду.
— Прекрасная погода, не правда ли? — звонким голосом сказала она.
— Чересчур жарко, — я услышал свой голос со стороны. Он был хриплым, как у заядлого курильщика. Откашлялся и продолжил, — Кажется, это ваше… — протянул палку девушке.
Она немного приподняла руку и расправила ладонь. Только тогда до моего и без того не выдающегося, да ещё и затуманенного похмельем разума дошло, что незнакомка незрячая.
Юля жила недалеко от Арбата в красивом кирпичном особнячке. Со дня знакомства я упрямо стал приходить туда каждый вечер, порой она злилась и прогоняла меня, но чаще сдержанно радовалась.
— Ты совсем ничего не видишь? — спросил я однажды во время прогулки по Набережной.
— У меня одного глаза нет вообще. Вторым вижу размытые очертания и то — лишь при ярком дневном свете. Чтобы ты понимал, я не представляю, как ты выглядишь.
— Тимурка очень красивый! — постучал я себе кулаком в грудь, — Аполлон просто, зуб даю.
Юля рассмеялась.
— И сколько зубов ты раздал доверчивым девушкам?
— Если не учитывать молочные, да простить криворукость стоматологов, то получается, я кристально честен!
— Ладно, поверю на слово. Хотя… Я ведь вижу руками… Можно потрогать твоё лицо?
Мы остановились. Она прикоснулась ладонями к моему лицу, нежными пальцами обвела все шрамы — отпечатки буйной юности. А я прижался губами сначала к её рукам, а потом к губам.
Юля, в отличие от меня, успешно закончила музыкальную школу, затем консерваторию. Сейчас она трудилась в местном театре в составе оркестра. Играла на виолончели, иногда пела, но больше для души.
Наши отношения развивались стремительно, чувства радужно пылали, и несколько месяцев прошли, словно миг. Я знаю, она любила меня. Ужасно стеснительная и невероятно скромная, несмотря на профессию, только мне она сыграла мелодию, которую сочинила сама. В тот вечер мы сидели в её гостиной. Я в сладкой полудреме наслаждался грустным звучанием виолончели. Мелодия не была совершенной. Безусловно прекрасная, но все же сырая и холодная. Вряд ли кто-то объяснит, как это сработало, но непреодолимый душевный порыв заставил меня сесть за фортепиано и начать аккомпанировать Юле. Тогда её мелодия наполнилась теплом. Юля восхищенно улыбалась.
— Я сломала мозг, гадая, чего же здесь не хватает. Ты не рассказывал, что играешь.
— Зато говорил, что, помимо красоты, у Тимурки есть много талантов. Ты ещё не раз удивишься! — мой внутренний павлин шумно расправил хвост под лучами её удивления.
Купаясь в своей любви, я не заметил очевидного. Непростительно, глупо, крайне эгоистично! В начале зимы приехала из деревни тётка и забила тревогу, ужаснувшись нездоровой ходобе моей мамы. На следующий же день мы отвезли маму в больницу. Результаты анализов пришли аккурат под новый год. Потом были мучительные два месяца торгов с врачами. Чёрт, как же кощунственно это звучит, когда речь идёт о жизни! В марте 2015-го маму выписали умирать. Она же упрямо не верила в свою болезнь.
— Прекрасно себя чувствую, что за глупости! Слабость в моем возрасте оправдана.
Я же решил бороться. Иначе не мог. Отправил копии медицинских обследований в разные клиники. Откликнулись в Корее, но счёт выставили нереальный. Конечно, я подал заявки на кредиты во все банки города. Пока ждал одобрения, на службе заговорили об Украине. Кулуарный полушепот быстро оформился в официальный засекреченный документ, во исполнение которого ряд бойцов нашей дивизии отправлялись воевать на Донбасс. Я понял, что и меня постигла та же участь, во время приватного разговора с самим командиром:
— Сынок, я слышал, твоей маме требуется лечение?
— Так точно.
— Давай без официоза, — поморщился полковник. — Ты единственный сын?
— Да.
— Государство щедро заплатит за этот… риск, но нужно подписать несколько бумаг. Формально ты увольняешься из рядов вооружённых сил и едешь в составе частной военной компании. Как только вернёшься, сам же эти бумажки уничтожишь, и я даю тебе слово офицера, что больше в такие передряги тебя не отправлю. Ну как, согласен? В противном случае ничего от этой войны не выиграешь, ну разве что двойной оклад.
— О какой сумме идёт речь?
Командир озвучил размер вознаграждения, не только избавивший бы меня от предстоящего кредитного бремени, но и дающий надежду на классный отдых заграницей, когда эта эпопея с лечением закончится, и я,