Артемий Яковлев
Преследуя ложь…
Солнце и Луна
Мы, пожалуй, вовсе не похожи.
Словно нежность лезвия у роз.
Но твой голос все ещё надёжен.
Больше, чем мои шестнадцать строк.
Мне привычно знать тебя в прохожих.
Больше не шутить про малый рост.
Если же на паре ты смеешься,
Меня всё также пробирает дрожь.
Чьи-то руки бархатом по коже.
Снова призраки из мира грёз.
Ты им никогда не поддаёшься?
Что ж, а я давно играю в симбиоз.
О тебе писал неосторожно.
Я любил, но мне не нужен этот нож.
Мы, пожалуй, вовсе не похожи,
Ведь ты точно знаешь, где здесь ложь.
Город
Твои глаза, как голубое полотно,
Причина, по которой каждый день
В тёмно-сером поезде метро,
Я еду и цвету, словно сирень.
А осень продолжает брать своё,
Окутывая город в полутень
И сжимая нас в это кольцо
Из крыш и городских антенн.
И, оставшись под крыльцом
В новом мире запретов и отмен,
Лучше тысячи и тысячи рубцов,
Сдавшись в колоннадный плен,
Чем то, что остается мне взамен:
Видеть твое милое лицо,
А вокруг — глухой экранный тлен,
И искать то самое тепло
У шпиля Адмиралтейских стен…
Палочка корицы
Упавшее солнце и старый вокзал.
Тебе ещё снятся те белые ночи?
Я их не видел, но я всё бы отдал,
И ехать так долго, расскажешь кусочек?
Ты знаешь, я только ведь этого ждал.
Искал дом, как ищут места по рядам,
Что были пропитаны болью построчно,
Экстрактом корицы и танцем канкан.
И здесь я боюсь потерять не нарочно –
В вагонах хожу за тобой по пятам.
И в Жёлтой стреле я давно уж не сам,
Уснёшь ненадолго, свернувшись в клубочек
Тебя разбужу где-то к восьми часам.
Идти нам — туда, к бесконечности точек,
Но лишь по одной прямой координат.
И я выйду в тамбур, где алый закат
Пылающий ярко, и будто бы в почесть
И фразе, написанной кем-то наугад.
"Когда мы с тобой оба сели бы в поезд
И я не покупал билет назад…"
«Как дома»
В наушниках включил Земфиру,
Прогулка, снег и невесомость.
Вчера я сбился с ориентира,
Но ты уж здесь, и всё по новой.
Ни с кем и ни в одной квартире,
Не ощущал себя как дома.
И что бы ты ни говорила,
Мне жаль — тебе это знакомо.
Жаль…
Но жалость не меняет мира,
И в нём немногое надолго,
Но так необъяснимо мило,
Когда, не зная в этом толка,
Кто-то твердит тебе настырно:
«В моём шкафу твоя заколка».
Влюблены, молоды & печальны
Она — кусочек пустоты,
А без неё всё так детально.
Любовь с ней — труд без выходных,
Где плата будет лишь формальна
Пусть вместе не всегда честны,
Но кто назвал это фатальным?
И стиль не станет вдруг иным,
Он вечно будет актуальным.
Мы ранены после войны.
(Надеюсь, всё же не летально)
Порой настолько холодны,
Что любим чисто фигурально.
Сейчас лето, а я за полстраны,
Но всё кажется таким реальным,
Пожалуй, мы просто влюблены,
Молоды и дьявольски печальны…
Разговоры на крыше в Крыму
Разговоры на крыше в Крыму.
Солнце петляет в волосах.
Ты куришь, а я опять что-то пишу.
Уверяю, дорогая, не про нас.
А с неба в людей стрелял Амур,
Но в тебя он, к счастью, не попал.
Да, признаю, мне не лучше одному,
Но вдвоём нас разобьёт судьба.
А пока разбит дверной хомут
И внизу твои друзья страшат.
Крыша — наш и августа приют,
А другим он вряд ли по зубам.
И да, мы с тобою точно не в раю,
А завтра мне домом станут поезда,
Но часть меня — с тобой в Крыму,
Улыбается прохожим из окна.
Камакура
Красный закат съедает облака,
Пролетавшие над морскою тишью,
Озаряя теплым светом тополя,
Показавшись немного книжным.
Ты томно смотришь в небеса
И волны в том заливе ближнем,
Но даже если намечается гроза,
Ты ожидаешь грома вспышек.
А я проснулся со шрамом на руках
Совсем слабым и никудышным,
Навсегда забывшим твои номера,
Унылым и насквозь прогнившим.
Тем самым жалким подобием огня,
Который всегда остается лишним,
Но я помню, что поклялся навсегда
Раскрыться цветами спелой вишни.
И закат смеется, мою душу пронзя,
Стены молчат и люди неподвижны
Мои крики застыли внутри янтаря
Который станет камнем булыжным
А если мы утонем на заре декабря?
Тепло, но залив будет остывшим.
Мы станем новыми каплями дождя,
Только что недавно моросившем.
Знаешь, всё равно, какие города,
Далеким или давно забывшим
Жди тут моего немого корабля
И его безумца цвета алой вишни…
Цветок
Её мечта погибла с тем цветком,
Что был кровавым, как июнь.
Исчезнув в этом море с головой,
Он видел на её лице латунь.
Цветок — наш когда-то общий сон,
Давно затерянный в саду,
Он замер, с испуганным лицом,
Узнав, что мы идём ко дну.
Став старым, он попал под нож,
Без слов "прости" или "люблю",
От всех исчез, но так и не ушёл,
Оставшись кровью наших рук.
Прекрасный сон теперь чужой
О чём в её глазах твердила грусть.
Цветок остыл и больше
