Владислав Мостыка
Легенда Олдриджа
Все эти толки, однако, были
чрезвычайно туманны и долгое
время терзали мое неудовлетворенное
любопытство. Ничто на свете
не добывается с такими трудами,
как истина, а истина для меня –
самое дорогое на свете.
Вашингтон Ирвинг
«Рассказы путешественника»
1
Для меня Нассау был тихим и уютным уголком, где теплые лучи яркого солнца ласкали кромки высоких пальм и заботливо укрывали голубую гавань, поблескивая на поверхности кристально чистой воды. Высокие скалы вздымались далеко вверх, что казалось, они своими острыми кончиками цепляют белые клубы облаков, гонимых теплыми ветрами. Непроходимые зеленые джунгли, усеянные объемистыми папоротниками и деревьями с обвисшими лианами, населяли самые разные представители тропической фауны. Тут на болотах встречались хладнокровные крокодилы, спокойно сидевшие под водной гладью и выжидавшие свою жертву. В лесах и на скалах сновали хищные пантеры и кабаны. На бескрайнем горячем пляже можно было встретить прыткую игуану, а в дуплах деревьев в дневную жару прятались пятнистые оцелоты. Игривые обезьяны свисали с лиан в джунглях, то и дело бросали на тебя пытливые взгляды и, пронизывая воздух своим причудливым криком, приглашали на пирушку где-то в банановой роще. Казалось, здесь царили мир и спокойствие не оскверненные человеком.
Вокруг большой гавани и вглубь острова рассыпались деревянные хижины, количество которых увеличивалось с каждым месяцем. Изначально маленькое поселение постепенно переросло в небольшой городок. Здесь уже были возведены несколько часовен, церквей и целых три трактира, два из которых предоставляли комнаты в аренду проплывающим мимо морякам и путешественникам. Здешние жители занимались охотой, вырубкой лесов под сырье для строительства домов и кораблей, занимали большие площади для плантаций сахарного тростника. Все это нарушало местную гармонию флоры и фауны, которая даже на отдаленном острове в море не смогла защититься от пагубной руки человека. Но вместе с этим все здесь буйствовало и пахло как бы вопреки разрушающей природе людей.
Я стоял на террасе своего небольшого каменного дома, который притаился на окраине городка отдаленно от всей этой суеты, и наблюдал за прекрасной гаванью. Смотрел, как приходят и уходят корабли, слушал крики чаек и любовался, как кровавое солнце поджигает морской горизонт. Прямо посреди залива недалеко от берега взлетала вверх острая скала, словно маленький островок, омываемый со всех сторон солеными водами. Из-за него, залитый теплыми лучами солнца, лениво выплыл обшарпанный корабль с черными, как ночь парусами и флагом на мачте с изображением белых костей. Деревянные борта корабля были изрезаны шрамами пробоин от тяжелых ядер военных суден. Команда матросов на борту, несмотря на свой потрепанный вид, была весела и в меру пьяна. Они горланили матросские песни и использовали в них самую отборную брань, которую можно было только придумать. Эти люди сновали на своих небольших суднах по Карибскому морю и нагоняли холодный страх и ужас на всех торгашей и даже военных, плавающих в здешних водах. Основную часть таких команд составляли бывшие каперы и солдаты, продавшие свою Родину во имя свободы. Ну, по крайней мере, они так считали. С отвагой и честью бороздили воды океана, с черным костяным флагом на мачте, устраивая разбои и грабя торговые и военные суда. Здешний народ называл их пиратами. В основном они жили в трактирах или устраивали свои небольшие лагеря, где-то на окраинах деревень и городов. Свободный народ без писаных законов и правил, живущий так как ему заблагорассудится. «Последний оплот человеческой свободы» – как сказал один мой знакомый кузнец, делающий сабли для пиратов.
Нассау был так называемым домом для свободных людей. На этом большом острове всегда царили свобода и беззаконие, не тронутые ни британскими, ни испанскими военными. Шел 1605 год и эти земли были охвачены кровавым пламенем войны, так что множество островов ютились под руководством той или иной стороны воюющих держав. Но не Нассау. Ни один король, ни один правитель никогда не зарился на эту землю, а если и зарился, то непременно терпел неудачу. Остров словно охраняли некие мистические силы, не дающие никому из «сильных мира сего» завоевать и спрятать его под крыло монархического правления, насытив здешний народ тираническими законами и непомерными налогами. Пираты никогда не задирали местных жителей и не устраивали здесь разгромов и дебошей за исключением пьяных драк и ссор, зачастую только между собой. Они обитали на окраине городка, в своем небольшом лагере, откуда по ночам всегда доносились громкие песни и пьяные крики вперемешку с грубым и брутальным смехом моряков. Большая часть этой публики разбредалась по местным трактирам в поисках музыки, танцев и женских объятий. Мирные жители не были против такого соседства и вместе с этими удалыми ребятами так же веселились и пили многие ночи напролет. Такое соседство развратило Нассау, сделав его домом для изгоев. Город был преисполнен весельем, развлечением и похотью затягивая людей в омут безрассудства и забвения, отделяя их от проблем внешнего мира.
Если сказать, что я против такого соседства, такой жизни, то это будет враньем. Не привык кривить душой, поэтому скажу, так как есть. Долгое время я водил дружбу с пиратами, предаваясь вместе с ними утехам и веселью, которые может предоставить тебе Нассау. Скитаясь по трактирам в компании развеселых ребят, упивался страстью и развратностью местных женщин, заливаясь хмельным ромом и пивом. Жизнь была прекрасна, я любил все это и был безгранично счастлив, что родился именно здесь, на этом чудном, зеленом острове, где всегда правили бал веселье и разврат. Зачастую все эти пьяные посиделки заканчивались разбитыми бутылками о головы товарищей и драками, которые сопровождались сломанными столами и стульями. И почти всегда участники таких драм заканчивали свои бои под музыку, смех и примирительную бутылку рома. Сломанное имущество трактирщиков щедро оплачивалось разбушевавшимися пиратами, поэтому они зачастую даже не вмешивались в подобные ситуации. Да и драки скорее походили не на яростное варварское насилие над сородичем, а на обычный, тривиальный кулачный бой, где самой ужасной травмой мог быть сломанный нос или рука. В очень редких случаях исход для участвующего мог быть летальным, но это скорее исключение, чем правило. Настолько исключение, что за свои тридцать с лишним лет я о таком слышал лишь однажды, когда еще был совсем подростком. Я сам не единожды участвовал в подобных мероприятиях и успел получить несколько шрамов на носу и над левой бровью. Наверное, из-за моей любви к пьянству и дракам я
