1. Эддисон
Мне хотелось бы думать, что я хороший человек, но точно мне этого не узнать. Я не помню своего настоящего имени, откуда я, есть ли у меня семья. Наверное, где-то у меня есть друзья, но я помню только тех, с кем познакомилась в последние два года – с тех пор, как родилась заново. Все предыдущие воспоминания стерлись без следа. Я не помню, откуда взялся серповидный шрам на колене или почему меня тошнит от запаха роз. Здесь и сейчас – единственное, что у меня есть, и то порой это звучит неубедительно. Некоторые вещи я знаю точно. Шоколадное мороженое я люблю больше ванильного и очень люблю смотреть, как заходящее солнце окрашивает сумеречное небо в розовый и ярко-оранжевый. Еще очень люблю фотографировать. Наверное, выглядывать из-за камеры мне комфортнее. Слишком уж больно заглядывать внутрь себя, когда смотреть особенно не на что.
Сегодня чудесный сентябрьский день, мы празднуем мою помолвку. Люди вокруг говорят, что любят меня, но кого они любят на самом деле? Как можно по-настоящему знать человека, если все его прошлое лежит в неизвестности? Рядом сидит Гэбриел, мой жених, его полный обожания взгляд греет меня. Он из тех людей, у кого смеются глаза, в его компании всегда становится хорошо. И один из тех, кто помогает мне отыскать подлинные фрагменты моей личности. Я фотографирую. Гэбриел говорит, что у меня потрясающий талант. Не знаю, продвинусь ли далеко, но очень люблю это занятие. Позади камеры я снова становлюсь собой. Инстинкт говорит мне, что я любила фотографировать и долго этим занималась. Фотография спасла меня, дала средства к жизни и привела к Гэбриелу. Собственно, в октябре он организует мой дебют – выставку в галерее, принадлежащей его семье. Скоро это будет и моя семья.
Кто-то стучит по бокалу. Перевожу взгляд. Это Патрик, шафер Гэбриела:
– Как вы все знаете, мы с этим клоуном дружим с шести лет. Я мог бы целый день стоять тут перед вами и рассказывать байки. Но поскольку здесь присутствуют оба комплекта родителей, я избавлю вас от кровавых подробностей и скажу только, что мы успели и хорошо повеселиться, и хватить лиха. Я никогда не думал, что он остепенится. Но, увидев его вместе с Эддисон, в ту же минуту понял: все, пропал парень.
Патрик поднимает бокал, повернувшись к нам:
– За Эдди и Гэбриела. Живите долго и счастливо!
Мой взгляд обегает ресторан и останавливается на Дарси. Ее бокал поднят высоко, но улыбка кажется вымученной, а в глазах – печаль.
Мы все поднимаем бокалы и делаем глоток. Подружка невесты – Хейли, сестра Гэбриела, но она не может угостить собрание историями о нашем совместном прошлом, потому что, как и он сам, знает меня всего полгода. Несмотря на всеобщее праздничное настроение, на меня снова опускается мрак, и я чувствую себя опустошенной. Кажется, Гэбриел почувствовал эту перемену. Он сжимает мне под столом руку, наклоняется ближе и шепчет:
– Все хорошо?
Я сжимаю его руку в ответ, выдавливаю из себя улыбку и киваю, молясь, чтобы не закапали слезы.
Теперь поднимается Джиджи и берет у Патрика микрофон:
– Конечно, я знаю Эддисон всего пару лет, но люблю ее – сильнее некуда. Ее появление в нашем доме – это такое благословение, что больше и просить не о чем.
Она смотрит на меня:
– Ты для нас как дочь, и мы с Эдом очень за тебя счастливы. За новую жизнь!
Я знаю, она хочет сказать мне что-то приятное, хотя трудно поднимать тост за новую жизнь, когда другой у тебя нет. Но я все же делаю это, потому что тоже люблю ее и потому что они с Эдом стараются заменить мне родителей, которых я потеряла. На свадьбе Эд поведет меня к алтарю, и я благодарна ему, но не могу отделаться от мысли, что где-то живет мой настоящий отец и гадает, что же со мной случилось. Вот почему я совершенно не в состоянии никого полностью принять в свое сердце. А если где-то обо мне горюют родители? Холодеют от ужаса при мысли о том, что со мной могло произойти или что я мертва? Или, еще хуже, вдруг никто и не ищет меня?
Доктора говорят, я должна набраться терпения. Память – хитрая штука. Чем больше я ее понукаю, тем она строптивее. У меня нет ни одного верного ключа к разгадке своей личности: ни удостоверения, ни мобильника с фотографиями или контактами. С другой стороны, какие-то намеки дает мое тело: кривые шрамы, которые имеют свою историю, но только мне ее не рассказывают.
2. Джулиан
Джулиан Хантер весь день ходил как в воду опущенный. Через несколько месяцев очередная годовщина свадьбы, а ему остается только утешаться воспоминаниями о былом счастье.
– Пап, расскажи еще раз, как вы с мамой женились.
Валентина уютно устроилась рядом с Джулианом и прильнула головой к его груди. Она широко улыбалась, ее зеленые глаза блестели в кольце пушистых ресниц, таких же угольно-черных, как волосы.
Он наклонился и поцеловал макушку семилетней дочери. Его снова накрыло знакомое чувство утраты, но он проглотил комок в горле и начал:
– Это был чудесный ноябрьский день, сплошное солнце. Мы поженились прямо здесь, в этом доме, в большой гостиной. Мама не разрешала мне смотреть на нее, и на свадебное платье тоже, пока не началась церемония. Сказала – дурная примета.
Джулиан улыбнулся воспоминаниям. Кассандра категорически настояла на том, чтобы не видеться с утра до самой церемонии.
– Ты что, действительно веришь в дурные приметы? – спросил он.
Кассандра посмотрела на него, широко раскрыв глаза, и ответила, что это на всякий случай. Джулиан считал себя рациональным человеком науки, а медицинская карьера показывала, что удача не имеет никакого отношения к тому, как протекает жизнь. Но он решил уступить.
– Дальше, пап, – подтолкнула его Валентина.
– Ну да. Так вот… Это была очень маленькая свадьба, горстка друзей и твой дедушка. Молоденькая студентка с музыкального факультета играла на виолончели, и под эти звуки мама вошла в комнату и направилась ко мне.
– Она была красивая?
– Да, Валентина. Очень красивая.
Тот миг воскрес у него перед глазами, заслонив собой все остальное. Кассандра замерла на пороге, под аркой. Платье из тонкой ткани с высоким воротником и длинными рукавами облегает ее стройную фигуру и спускается до полу. Она улыбается и идет через комнату, глядя ему прямо в глаза. Длинные черные волосы украшены белой гарденией, и он тронут этим любовным напоминанием о цветах, которые подарил ей, когда предлагал руку и сердце.
